Право на рассвет. Андрей Павленко

Гиммлер не мог не знать.

      – Фрау Шмитт однофамилица моей жены, рейхсфюрер! – поспешил уточнить Вирт.

      – Вот как! – заметил тот. – Возможно, я что-то напутал…

      Повисла томительная пауза.

      Профессор чувствовал себя неуютно. После того, как год назад фюрер подписал декрет, которым назначил Гиммлера верховным руководителем всех служб германской полиции, многое изменилось.

      – Вы догадываетесь, почему вы здесь? – задал вопрос этот всемогущий человек.

      – Нет, рейхсфюрер! – покачал головой Вирт. – Но надеюсь, что меня посвятят.

      – Вот как! – повторил Гиммлер. – Ну что же…

      Он помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем произнес:

      – Как вы знаете, ваша теория нашла множество сторонников среди влиятельнейших членов нашей партии. Даже правильнее будет сказать, большинство!

      Гиммлер встал из-за стола, и прошелся по кабинету.

      Профессор следил за ним глазами.

      – Да, большинство. Еще великий Генрих говорил, что германцы – это особые люди! Этими словами он в те незапамятные, но уже достославные времена выразил то, что позже подтвердил ряд авторитетнейших и глубочайших умов…

      Глава СС коснулся верхней пуговицы сорочки.

      – Сам фюрер разделяет эту точку зрения, а фюрер… – тут он назидательно поднял вверх палец и повысил голос, – не ошибается никогда!

      Дойдя до противоположной стены, Гиммлер повернулся и неспешно вернулся на место.

      – Германский расовый тип… – прищурившись, сказал он. – Белокурый, голубоглазый… Вот как ваш племянник… Его, если не ошибаюсь, можно причислить к избранным без колебаний?

      Профессор торопливо кивнул. Единственным сомнительным достоинством скотины Эрвина была типичная арийская внешность.

      – Вот видите! – оживился Гиммлер. – Лично сам я являюсь приверженцем той теории, что человек со светлыми волосами и голубыми глазами не способен на такие же дурные поступки, как человек темноволосый и темноглазый! И как показывает мой, согласитесь, весьма немалый опыт, одно и то же деяние может быть разным: то, что для блондина есть проступок, для брюнета – уже злой умысел!

      Тут он не врал.

      Когда вставал вопрос о проступках, блондинов никогда не наказывали так, как брюнетов. Или шатенов. Строгость наказания определялась своеобразной шкалой яркости – чем темнее глаза и волосы, тем строже.

      За аналогичное действие – будь то опечатка в документе или должностное преступление, блондин мог отделаться внушением.

      Не блондин – попасть под суд.

      Рейхсфюрер лично требовал фотографии провинившихся, и по снимкам делал выводы.

      Ежели дело касалось помилования, блондины с голубыми глазами были в несомненном выигрыше.

      Множество голубоглазых и светловолосых негодяев были прекрасно осведомлены об этом пунктике, и извлекали из него максимальную выгоду.

      Мимоходом Вирт пожалел, что не родился блондином. Впрочем, и Гиммлер таковым не являлся. Равно, как и фюрер.

      – Но мы немного