КОРОЛЕВ. Роман Рудин

и невыспавшийся после самолёта.

      Меня встречает свита мелких карт

      Под предводительством одной Бубновой Дамы.

      Нас мчит японский электрокар

      К развитию давно назревшей драмы.

      Директор импозантен и светлоус,

      Но в его биографии есть тёмные пятна.

      Где-то в рукаве у него есть туз,

      По рукопожатию масть его непонятна.

      Завод выпускает молоко, кефир,

      И прочую мягкую кутерьму,

      Но почему-то не делает твёрдый сыр.

      Мне предстоит выяснить – почему?

      У директора завода есть толковый зам:

      Женщина в годах, вызывающая уважение.

      Она рассказывает о том, что я знаю сам

      О пастеризации и молочнокислом брожении.

      Я словно невзначай спрашиваю её про сыр,

      Она странно на меня глядит и что-то бормочет

      Про белковые связи и нестабильный жир,

      Про то, что здесь какие-то не те почвы.

      Вечером мы с Королёвым идём в «Ночь»

      (Фамилия директора, название ресторана).

      Я спрашиваю его о непригодности местных почв.

      С нами в зелёном платье Бубновая Дама.

      Он нехотя отвечает, и мне почти ясна

      Причина почвенного проклятья,

      Но тут он опрокидывает бокал вина

      В декольте Дамы, портит вечер и её платье.

      Владивосток этой ранней весной

      Похож на выздоравливающую собаку:

      Из порта доносится корабельный вой,

      В окнах свет борется с уходящим мраком.

      С моего балкона я смотрю на Золотой мост:

      Чайки летают ровными белыми кругами,

      Чуть выше японский зюйд-зюйд-ост

      Режет облака на рваные белые оригами.

      Каждую ночь я возвращаюсь в свой отель,

      По утрам пью сливки из белой посуды.

      Так продолжается несколько недель.

      Я забываю вкус пармезана, чеддера и гауды.

      У удивительного местного молока

      Есть одно необъяснимое свойство:

      Усвоение его витаминов и белка

      Избавляет от всякого беспокойства.

      Я давно отключил свой телефон

      От обременительных московских созвонов.

      Тем поразительней, что случится потом,

      Мне не понять этих молочных баронов.

      После происшествия с декольте

      Королёв заявляет о своём уходе.

      Москва преследует его в суде.

      Меня назначают директором на заводе.

      С молока начинается мой день,

      На заводе у меня слава молочного парвеню.

      Кефир и прочая мягкая дребедень

      Составляют всё моё дневное меню.

      В городе я по-прежнему незваный гость,

      Французский тут звучит слишком изысканно,

      У всех я вызываю подозрение и злость,

      Здесь я просто московский выскочка.

      Мне репутация Онегина не льстит,

      У молодых бездельников уклад не труден,

      Будь это лермонтовский сибарит

      Или тургеневский бойкий на язык Рудин.

      Впрочем, здесь