Человека подобие. Светлана Сологуб

терпеливо. Наконец Один тухло выдавил из себя:

      – Ну да. Неправ. Простите.

      Отличающийся был терпелив и равнодушен. Тогда, сейчас и всегда – терпелив и равнодушен.

      – Предупреждение обратной силы не имеет.

      Третий луч погас. Некоторое время Один и Другой оставались освещёнными, потом и их лучи померкли.

      Нет света.

      – Ну что ты…

      – Иногда так хочется вжарить рок в этой дыре.

      – Ну и?.. Добавил себе ещё пару лет.

      – Да мне как-то… – вздохнул Один где-то в темноте. – Ты к себе-то забегал? А? Забегал, спрашиваю? Чё там?

      Ярко и резко вернулась картинка городской площади, заставив Одного и Другого сощуриться. Другой ответил мрачно:

      – Там традиционно. Безутешная вдова и лучший друг.

      – Поминают?

      – А? – Поминают, спрашиваю?

      +++

      Тогда, всегда и сейчас Один и Другой стояли на кладбищенской тропинке и смотрели на могилу. С фотографии на памятнике весело и немного смущённо улыбался Другой. Миловидная светловолосая женщина лет сорока сажала рядом с памятником анютины глазки. Мужчина в камуфляжной куртке с подкатанными рукавами красил оградку. Они молчали, и в этом молчании было что-то, что не требовало слов, едва уловимое, но надёжное, крепкое, что связывало их сильнее, чем простое «да». А весёлый и смущённый покойник остался воспоминанием, только воспоминанием, приятным, немного щемящим, но далёким, как сон из детства.

      Другой ласково протянул руку:

      – Анютка…

      Вздохнул, и его вздох лёгким порывом ветра полетел к женщине, сдул прядь ей на лицо. Она выпрямилась, отвела волосы рукой назад, к макушке. Мужчина обернулся, поймал её взгляд, улыбнулся. Посмотрел на часы, кивнул. «Нужно заканчивать и возвращаться домой, дорогая», – сказало его молчание. Она взяла последний горшочек с цветком, он обмакнул кисточку в банку. Другой как заворожённый двинулся к могиле. Один схватил его за локоть.