Алюминий в лесу не растёт. Записки сахалинского таёжника. Десятая книга. Валерий Михайлович Маслов

пару минут, – зашёл в хату. – Там твой муж пришёл.

      – А как он узнал? Сегодня вечером будет, да я к матери уеду. А зачем ты ружьё взял?

      – Мужа жалеешь?

      – Тебя она Тимоха жалеет, а не мужа, – сказала подруга. – Как узнал, сдал кто-то.

      – Да надо припугнуть, а то он грозился собак перестрелять.

      Девчонки засмеялись, – Интересно, чем перестрелять, рогаткой? Вот за это я его ненавижу, ох и язык поганый, Такую работу за своего языка потерял.

      Вышел во двор, с заряженной двадцаткой, вид у ружья конкретный, затвор, всё путём. – Кого ты собрался перестрелять? – выстрелил в воздух, Марта с Альфой взбесились, они ведь охотничьи собаки, а глядя на них и все остальные взбесились, – Ложись сука! – Тимоха направил ствол на обманутого мужа, передёрнул затвор, вылетела пустая гильза.

      Рогатому то невдомёк, что ружьё разряжено. Как он бежал, на прямую через карьер, как он барьеры брал! Тимоха залюбовался. Чемпион! На прозвучавший выстрел не один сосед не вышел. Парниша об этом хорошо знал, народ привык и не только к ружейным выстрелам. В августе, при ходе горбуши, звучат автоматные трели, как в горячей точке, ОМОН браконьеров гоняет.

      Стали пить дальше, девчонки через раз, Тимоха каждый раз. Хлоп и точка риз, передозировка подкралась не заметно.

      ***

      Очнулся, гипс? До гипса ещё почти год. Очнулся на своей кровати, кто-то на ногах спит и с боку у стенки кто-то спит, на полу кто-то храпит. Пошарил рукой, с боку шерсть, в ногах шерсть. Мурка на ногах, Марта с боку пристроилась, на кровати с белыми простынями, правда диван заправленный.