ВОЛЧЬИ ПЕСНИ. Вячеслав Киктенко

ревизией списанный хлам.

      Кум, да сам-друг. Скобяная лавчонка.

      Накеросинила ночь ло углам,

      Набедокурил кривой мужичонка,

      Щурится слепо, мол, что с мужика

      Взять-то теперь? Разберись что откуда!

      – «Цифру писал… так писал от пенька,

      Глаз-то мутён, с грамотёшкою худо…

      Это всё ты колдовал, куманёк!..

      Жёнка в земле, третий год сиротею…

      Дочь-сиротинку, и ту не сберег,

      Глянь-ко, покойница, – выдал злодею!

      Кто ж тебя ведал, шельмецкую морду?

      Значит, в бега? Каждый сам по себе?

      Выручка поровну, дочка тебе?.,

      Пёс шелудивый, проваливай к черту!

      Вам-то чего? Вся семья вор на воре,

      Я ж дворянин, пусть мужицкой руки,

      Выдь-ко из лавочки – чем не подворье?

      Клети, чуланчики, да закутки…

      Не-ет, тут юли не юли, а зарвался,

      Всё разговорчики, чёрт их возьми!..»

      Душно. Парит. Вроде, дождик собрался.

      Лампа покачивается над дверьми.

      Мутная капля скатилась по жёлобу.

      Сумрак смолчал. И затенькал, соря

      Каплями пляшущими по жёлтому

      Кругу на крыше от фонаря.

      БЕГЛЫЙ

      Сосал из берёзовой чарки огонь,

      Глодал-выедал с голодухи ладонь,

      А потом завыл-заревел: «Мать твою,

      Кого хошь спалю, кого хошь убью,

      Зажирела, гляди, родня,

      Прокляла меня, закляла меня,

      Подпалю овин, огоньком завью,

      Забурюсь, как волк, в зеленя…»

      И стало вкусно глодать свинью,

      Спасённую из огня.

      НА ЗИМНЕМ РАССВЕЕ

      Водка есть. Закуски нет. Добулькав,

      Глянешь – в заоконной синеве

      Ледяными кильками сосульки

      Виснут на хозяйской бичеве.

      И рассветом тронутая, то есть

      Алою подкрашена водой,

      Пламенеет белая, как совесть,

      Простыня соседки молодой…

      ***

      Чарующее слово – дефлорация…

      Любил я необычные слова.

      Мерещится какая-то акация,

      Калитка, на головке кружева,

      Волнуется всё это, несказанное…

      Спросил я как-то девочку одну

      По нраву ль ей такое слово странное?

      И получил ещё одну весну

      Невинную, считай – непреткновенную…

      Люблю с тех пор лапшу обыкновенную.

      ***

      Ну где же ты, нарядная? Какой-то май дурной…

      Весна, как в банк, нагрянула налётчицей блатной.

      Ранены ходики, пыль в углу,

      Гирьки на комоде. Цепь на полу.

      Жизнь в минусе тусуется, в душе такая хрень!

      А по садам рисуется, плюсуется сирень.

      Я тоже, моя лапочка, по улочкам пойду,

      Я посижу на лавочке в Сиреневом саду,

      Там бродит пава чистая, долу – зрак,

      Стреляет в меня искоса, в полный мрак,

      Походочка вальяжная, зной в зрачке,

      Автомат Калашникова в мозжечке,

      Заводит