Барнаул-517. Сергей К. Данилов

и сыр в центр России и даже заграницу… кивала, иногда говорила «да, конечно», а сама слушала как бьется собственное сердце и с огромной радостью понимала, что ее настигла любовь.

      Одно лишь непонятным оставалось – чувство зажгло небольшое письмо, лежавшее в корзинке, которого теперь она касалась пальцами: прежде к человеку, написавшему его, она была абсолютно равнодушна. Да что там, толком не помнила даже. И помнить не желала. И эта гигантская разница, меж тем, кто провожал ее по утоптанной в снегу тропке, и тем, кто сказал будто вслух «чудесная моя» была огромной, непреодолимой, в то время, как им являлся вроде бы один и тот же человек… А вдруг не тот? Может быть, она ошибается? Что произойдет, когда они встретится? Исчезнет ли жар в груди, от которого приятно кружится голова, как от букета сирени, брошенного в раскрытое окно… или станет еще сильнее? Ей бросали уже, но то совсем другое, а тут все сильней и непреодолимей, как будто судьба говорит свою речь… А приятное кружение со слезами радости бывало и от прочитанного романа со счастливым концом… Маменька возражала против ее увлечения романами, взятыми в библиотеке Народного дома… и, конечно же не отпустит ее идти вызволять Штихеля из кутузки, куда беднягу посадили за громкое пение немецких песен посередь ночи в спящем городе Барнауле… нет, ей надобно сразу ехать в лагерь, не заезжая домой… маменька или не пустит, или поедет с ней, а это неправильно… девушка должна сама спасти возлюбленного: так пишется в романах и даже сказках Ганса Христиана Андерса! А в русских – нет, там наоборот.

      И почему ее умнейшая родительница выступает против чтения любовных романов? Особенно ополчилась после случая с одноклассницей Насти по гимназии, красавицей Марией Лисовской, дочерью городского головы и статского советника Лисовского, что исчезла из города не завершив образования. На переменах гимназистки старших классов обсуждали шепотом, что не просто так скрылась Марыська – папаша увез ее от молвы подальше в какую-то деревеньку рожать. А виною сему обстоятельству является библиотекарь Общества попечения народного образования – маленький тщедушный Иоганн Фогель, по прозвищу Мокрица, с блеклыми глазами навыкат, всегда потными ладонями, худой морщинистой кожей, все время ломающий пальцы от трагического переизбытка чувств, он действительно входил в труппу самодеятельного театра Общественного собрания. Любил рекомендовать гимназисткам и прочим дамам книги фривольного содержания, и давая тихие рекомендации с многозначительными намеками, приближал губы к женскому ушку, шептал, слегка придерживая за талию… али плечики.

      Переводные издания Мопассана, Золя и прочих менее известных в плане литературного мастерства, зато с более изощерёнными в подробностях любовных сцен до чего тароваты французы, не были утверждены для чтения в городских библиотеках, но библиотекарь снабжал ими молодых дам из-под прилавка.

      «Милая моя дочь, знание из книг