Дядя Джо. Роман с Бродским. Вадим Месяц

действительно всё похоже на парк юрского периода. По-моему, вы сознательно избегаете мест сосредоточения культуры.

      – Меньше наводок, влияний. Приятно осознавать, что на сотни миль вокруг никто не думает о том, о чем думаешь ты сам.

      – Ну и о чем же вы думаете?

      – О том, что сегодня ночью я подложил к подножию форта Молтри камни с Синайской горы Моисея, с Гималаев Будды, кусок известняка из Стоунхенджа, гальку от Кёльнского собора, где похоронены волхвы. У меня большая коллекция.

      – Вы сумасшедший?

      – Главная военная мощь мира должна быть одухотворена. В Америке есть всё, кроме священных мест. Страна, которая младше нашего Большого театра, нуждается в поддержке. Будем считать, что я произвожу изменения в тонких мирах.

      – А зачем вам священные места? – полюбопытствовал Бродский. – Не можете жить без святынь?

      – Как зачем? Чтоб осквернять. Другого способа самовыражения я не знаю.

      Иосиф Александрович ухмыльнулся.

      – А чем вам демократия не святыня?

      Я испуганно замолчал. Разница возрастов все-таки сказывалась.

      – Почему вы, кстати, не сунулись на действующую военную базу? Боялись, что пристрелят?

      – До базы я тоже доберусь, – сказал я, не меняя интонции. – Тут их множество. В Норфолке я уже был. Высыпал камни с прогулочного катера. Освятил Второй оперативный флот. Главное в нашем деле – масштабность замысла.

      – Сами придумали? Или посоветовали в КГБ?

      – Сам. На мой взгляд, это самая настоящая поэзия. Слов написаны груды. Они ничего не меняют. Главное, что их никто не читает. А здесь всё просто и наглядно. Камни, на которые ступали ноги пророков, оказываются там, где они не должны были оказаться. Силовые нити ноосферы перенастраиваются. Каждая моя акция меняет мир к лучшему. После выброса священных почв в Чесапикском заливе ученые расшифровали геном утконоса. Поэзия в действии. Это вам не стишки кропать.

      Бродский искренне рассмеялся, отчего, как мне показалось, седина его посветлела. Он машинально плеснул устричного соуса в одну из раковин и, поддев на сервировочную вилку моллюска, предложил выпить за новую форму поэзии. Смысл моих деяний начал до него доходить.

      – И много уже удалось, так сказать, освятить?

      – Синай, Гималаи, Аппалачи, Скалистые горы. Новые учения обычно создаются в горах. До Эвереста я еще не долез. Подспудной задачей является смешение всех религий мира. Приведение их к общему знаменателю. Я делаю то, чего никто другой не делал раньше и без меня не сделает.

      – Симпатично. Я и не знал, что вы двинулись в таком странном направлении. Об этом пишут? Из этого можно было сделать рекламную кампанию.

      – Пишут, но мало. Мне кажется, главные вещи мира должны вершиться в тишине. Стихи ведь тоже не обязательно публиковать. Главное – написать. Вы говорили это. Я читал.

      – А как доказать, что вы не врете? Можно же любой камушек положить на алтарь, а сказать, что он из гробницы.

      – Это фиксируется, фотографируется. И потом, я решил с недавних пор вообще не врать. Как минимум, в течение этого года.

      – Да? –