Повесть о пережитом. Борис Христенко

всего 18 000. И объяснял, что это не потому, что Пушкин в полтора раза грамотнее, а потому, что в русском алфавите 33 буквы, а в английском – только 28, у Пушкина было больше возможностей сочетания перестановок. Мы слушали рассказы сянь-шена с раскрытым ртом. Но конфликт на КВЖД закончился, старая администрация быстро отменила всякие нововведения, восстановила прежние программы, китайский язык из учебных планов исчез. Вместе с ним не стало сянь-шена, а зря. Многие из нас успели к нему привязаться.

      Запомнилось, что говорил он на чистом русском языке, без акцента, с петербургским произношением старинных русских слов, которыми многие из нас никогда не пользовались.

      Ходил среди нас слух, что наш сянь-шен профессиональный разведчик. Только что ему среди нас было нужно?

      В 1932 году японские милитаристы, никогда не оставлявшие надежды на полное овладение Северо-Востоком Китая, начали планомерное продвижение своих интересов в этот район. Главным препятствием японским экспансионистским планам считалась Китайско-Восточная железная дорога, где советское присутствие было очень нежелательным для японцев. Что же делать с детьми советских граждан, заканчивающих средние школы? Их набиралось несколько тысяч. Где-то кто-то задумывался над этим, самые дальнозоркие политики понимали, что на долгое мирное сосуществование с агрессивной Японией рассчитывать не приходится. Организовать вуз по примеру тех, что действовали в СССР, посчитали нецелесообразным: слишком хлопотно. Остановились на предложении открыть техникум с трехлетним циклом обучения. Так в сентябре 1933 года в Харбине возникло новое учебное заведение под названием «Индустриально-транспортный техникум КВЖД для детей граждан СССР». Таково его полное официальное название. Было в нем несколько факультетов: электротехнический, автодорожный, дорожно-строительный и химико-технологический, готовивший химиков-технологов для жиропищевой промышленности. Почему я остановил свой выбор на последнем, до сих пор объяснить не могу. Чем он меня привлек? Не понимаю. Может быть, только тем, что остальные три факультета никак не интересовали. Случайный выбор, о котором я никогда не жалел, во многом определивший мою судьбу в дальнейшем. Решение о Техникуме было принято в конце 1932 года, где-то незаметно для нас шла подготовка к его организации, а летом 1933-го все необходимые строительные дела были завершены. Пришли мы осенью на все готовое и не узнали многих кабинетов и аудиторий. Директором назначили знакомого нам Иннокентия Ильича Башмакова. О помещениях вопрос не стоял: два огромных корпуса бывшей гимназии генерала Хорвата, где до этого размещалась средняя школа для советских детей, легко приняли в свои стены новое оборудование, приборы, образцы техники и машин. Теперь я понимаю, как это непросто, а тогда появление экспериментальной гидрогенизационной установки для превращения жидких растительных масел в твердые жиры посчитал само собой разумеющимся. Да, надо сказать, по богатству и оснащению наши аудитории и особенно лаборатории