Искусство читать книги. Записки путешественника. Анатолий Контуш

лед, когда на него падает первая капля виски – очень похожий на тот, который раздается, когда гитарист взмахивает рукой перед вступительным аккордом на залитой солнцем площади в центре северного города среди кирпичных зданий у входа в старинный паб ярким весенним утром, или когда танцовщица приподнимает ногу над высоким вырезом черного платья за мгновение до первой ноты танго на крошечной сцене открытого кафе посреди разноцветных фасадов зимним августовским днем, или когда мальчишка отталкивается от пирса над синей водой залива в жаркий июньский полдень, еще не слыша одобрительных возгласов друзей и испуганных вскриков девчонок. Но чтение за это любили миллионы других, кроме меня, и в этом не было ничего особенного.

      Париж. «Отверженные»

      Первой книгой, которую мне удалось прочесть иначе, было старое издание «Отверженных»1. Тогда я еще не знал, что такое возможно, и поэтому далеко не сразу понял, что произошло.

      Все получилось само по себе.

      Первые три тома я прочел, как всегда, где и когда придется, особенно ни о чем не заботясь. Четвертый том я начал как раз перед отъездом в Париж, и мне пришлось взять книгу с собой. Поселившись в однокомнатной квартирке на улице Флерюс, я ходил на работу через Латинский квартал, а по выходным сидел с книжкой в Люксембургском саду, наблюдая, как аккуратно одетые мальчики и девочки запускают разноцветные корабли в круглом фонтане перед зданием сената. Но стоило мне опустить взгляд на страницу, как перед глазами оказывался двухэтажный дом на улице Плюме, когда‐то называвшейся Бломе, который через глухой проход, заканчивавшийся потайной калиткой, выходил на Вавилонскую улицу. Совсем рядом возвышались роскошные особняки улицы Варенн, сияющий купол Дома инвалидов, гордый фронтон Палаты депутатов, и Жан Вальжан, взяв под руку Козетту, выходил из дома, пересекал Сен‐Жерменское предместье и углублялся в аллеи Люксембургского сада.

      Я работал в больнице Сальпетриер и каждый день по нескольку раз проходил через больничный парк с высокими каштанами, аккуратно подстриженными липами и величественной часовней посередине. В парке было тихо, и после работы я иногда оставался почитать на скамейке возле старого здания почты. Солнце садилось, желтые стены часовни становились оранжевыми, и Гаврош бродил в пустынных местах за больницей, где можно было рассчитывать на удачу.

      В свободное время я много гулял по городу от Орлеанских ворот до Монмартра, то и дело забредая куда‐то послушать музыку. В одно из воскресений я оказался на Монмартрской арене, где только начался концерт старинного фольклора. На полукруглой сцене музыканты выводили причудливые мелодии в замысловатых ритмах, и сидящие на каменных ступенях зрители хлопали в такт музыке под ясным июльским небом.

      – Qu’est‐ce que ce, cette musique?2 – спросил я, обернувшись, свою миловидную соседку.

      Через час, быстро перейдя на «ты», мы уже сидели за бокалом вина у входа в кафе на северном склоне холма, а когда наконец попрощались у входа в метро, ты спросила «As‐tu quelque chose pour écrire?3»

1

Роман Виктора Гюго, действие которого происходит главным образом в Париже.

2

Что это за музыка? (франц.).

3

У тебя есть, чем писать? (франц.).