Корабль отплывает в полночь. Фриц Ройтер Лейбер

то прислушиваюсь ко всяким странным звукам, и из головы не идут «необъяснимые феномены» последних дней – сияющий фиолетовый луч, причудливые узоры на стекле, мои собственные дурацкие размышления о телепатических способностях… Разум напряжен до предела, и не оставляет ощущение, одновременно и приятное и пугающее, будто я на пороге некоего чужого неведомого царства и способен сорвать висящий передо мной полупрозрачный занавес одним пальцем, если вдруг на это решусь.

      Но такая нервозность вполне объяснима, учитывая уединенность места и задержку Джона. Очень надеюсь, что ему не вздумалось пробираться сюда на лыжах в темноте, – при подобной температуре любое происшествие или потеря ориентировки чреваты гибельными последствиями. И если он действительно попал в беду, помочь ему я не в силах.

      Готовя ужин, держу радио включенным. Не такая уж и неприятная компания.

      12 января. Вчера вечером мы просто замечательно посидели. Джон ввалился сразу перед ужином – он приехал с этим своим фермером. Привез бутылку фантастически крепкого рома (говорит, раз уж тащишь спиртное в такую даль, пусть спирта в нем будет побольше, а воды поменьше), и после ужина мы уселись поболтать. Странно, я никак не мог проникнуться духом вечера. Сидел как на иголках, все время тянуло то ли к книге, то ли к приемнику, то ли еще куда. Но спиртное помогло перебороть нервную импульсивность, и через некоторое время мы распахнули друг перед другом души и перемыли косточки практически всему под солнцем.

      Очень рад, что одно мы выяснили с полной определенностью: любые мысли относительно того, будто мое присутствие раздражает Джона, – полная чушь. Он доволен, что у него появился товарищ, и тот факт, что он был способен оказать мне услугу, сильно повысил ему настроение. А если требуются еще какие-то доказательства, то сегодня утром он начал новый рассказ (сообщил, что последние пару дней постоянно прокручивал его в голове – отсюда и беспокойство), и от машинки просто дым идет!

      Сегодня чувствую себя очень обыденно и приземленно. Теперь я понимаю, что последние несколько дней излишне взвинчивал и разум, и воображение. Пройдя через подобный «пир ума» (не без помощи настоящей пирушки), чувствуешь заметное облегчение, хотя при этом и легкую депрессию – многие вещи словно покрывает какой-то странный налет. Замечаю, что ум обращается к более практическим материям, вроде того, куда я буду предлагать свои рассказы или на что собираюсь жить, занимаясь литературой, когда иссякнут мои скромные сбережения. Мы с Джоном мало говорили на эту тему.

      Ну ладно, пора приниматься за работу, хотя сейчас я с куда большим удовольствием просто бы пошатался по заснеженным окрестностям вместе с Джоном. Погода понемногу налаживается.

      13 января – вечером. От судьбы не уйдешь – работа окончательно застопорилась. Это не временная посадка на мель – я не способен написать ни строчки. Сколько я уже изорвал исписанных наполовину листов! Ни единое слово не было верным, даже не казалось