Волчья каторга. Евгений Сухов

староста созвал десятских и велел собрать с каждого арестантского носа по восемь копеек.

      – На какую надобность такой сбор? – поинтересовался Дед, который, как бывалый бродяга, имел право голоса.

      – Конвойный список статейный огласит, кто куда из нас потопает… – ответил староста. – По гривеннику просил, я давал по пятаку, на восьми копейках и сговорились…

      – Так он по закону обязан был это сделать еще по выходе из Тюменской пересылки, – сказал Дед, но на него зашумели:

      – Коли тебе и твоей десятке все равно, куда тебя кинут, можешь не раскошеливаться, а по мне, так чем раньше мы это узнаем, тем лучше! Душе спокойнее…

      – Верно! Каждому интересно знать, где ему гнить до скончания сроку…

      – А ты что? Хошь, чтоб все было по закону? – весьма недовольно посмотрел на Деда староста. – Тогда приготовься к тому, что все села богатые мы будем обходить дальней стороной, и подаяний никаких более не будет, привалы только на полуэтапах, бани тебе уже не видать аж до самого Красноярска, равно, как и подвод для отдыху, а майданщикам не позволят пополнять свои запасы в кабаках да магазинах. В ладу надо с конвойным офицером жить, – добавил он, – угождать ему всячески, хотя бы и для виду. Тогда и он, когда нам нужно, угодит и смирится…

      Вернулись десятские, сказали всем веление старосты, и полезли арестантики в мошну за копейками. В конце привала собрали всех колодников в одну кучу, и конвойный офицер, уже малость выпивший, огласил, кто куда направляется. Дед, Георгий и Сявый угодили в одно место – Зарентуйскую каторжную тюрьму. Но до нее было еще три этапа: Красноярск, Иркутск и Нерчинск…

      Глава 6

      Девять бумажных листочков, или Имя – это судьба

      Девять бумажных листочков, что передал Ивану Федоровичу начальник сыскного отделения Лебедев, содержали если не всю жизнь интересующих Воловцова лиц, то, по крайней мере, самые их важнейшие жизненные вехи. К одному из листочков большой канцелярской скрепкой была прикреплена фотографическая карточка молодого парня в арестантской робе. Этого господина судебный следователь решил оставить на потом и занялся покуда остальными восемью.

      Итак, Александр Захарович Жилкин, старший из четырех братьев Зинаиды Кац. Сорок один год, три класса образования. Уже девятнадцать лет женат на московской мещанке Дине Шмуэльевне Гарьянц. Проживает в Замоскворечье по улице Большая Ордынка с женой и одиннадцатью детьми в отцовом полукаменном доме, доставшемся ему по наследству, как старшему из сыновей. Держит бакалейную лавку в каменной части дома. Торговлю ведет сам вместе со старшим сыном Нахманом, семнадцати лет. Никуда не выезжает и практически не выходит из своей лавки, поскольку ежедневно занят одной-единственной заботой – прокормить многочисленную семью. На семнадцатое и восемнадцатое сентября, равно, как и на предыдущие дни сентября, имеет полное алиби, поскольку не один десяток людей видели его в эти дни, как обычно, торгующим в своей лавке, открытой с восьми утра и до девяти вечера.

      Натан