Преданность. Год Обезьяны. Патти Смит

сказала себе, что живет только ради фигурного катания – для всего остального просто нет места. Ни для любви, ни для школы, ни для попыток снести стены памяти. Пока она пыталась разобраться во всем этом букете противоречивых чувств, шнурок ботинка порвался прямо в ее руке. Она торопливо связала обрывки, отстегнула от нового пальто юбку и вышла на лед.

      – Я – Евгения, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.

2

      Холодный дождь начертил полосы на окнах коттеджа, а потом подмерз в виде диковинных узоров. Сегодня утром катание отменяется. Евгения села за кухонный стол и раскрыла свой дневник. На первых страницах – вариации одного и того же набора строк, своего рода стихотворение – рыхлая гирлянда ее “Сибирских цветов”, – написанное на эстонском, языке ее отца и матери, который она освоила самоучкой. Она перелистнула дневник на последние страницы, где в основном упражнялась в английском языке, что-то записывая. Мысли о фигурном катании, об Ирине – ее тетке и бывшей опекунше, о родителях, которых Евгения не помнила. Хотела было написать еще что-нибудь, но слова не шли на ум, и тогда она перечитала и исправила то, что написала раньше.

      Я родилась в Эстонии. Мой отец был профессор. У моих родителей был красивый дом с участком земли и красивым садом, который моя мать возделывала с самозабвенной преданностью. Младшая сестра моей матери Ирина жила в нашем доме. Она собиралась уехать за границу с джентльменом по имени Мартин Бурхарт. Он был старше Ирины в два раза и очень богатый.

      У моего отца было предчувствие неминуемой опасности. У моей матери не было такого предчувствия, она видела в людях только хорошее. Мой отец уговорил Мартина, чтобы он и Ирина взяли меня с собой. Ирина говорила, что моя мать держала меня на руках и плакала три дня и три ночи. Мне было утешительно представлять, как я вся залита слезами матери. Той весной моих родителей разлучили и выслали из их эстонской деревни. Мою мать отправили в сибирский трудовой лагерь, но о том, что сталось с моим отцом, ничего не известно. У меня нет воспоминаний обо всем этом. Я знаю только то, что мне рассказала Ирина. Но ни имен моих родителей, ни названия нашей деревни – Мартин считал, что это слишком опасно. Тогда все боялись, даже когда война закончилась, но я была совсем дитя и ничего не страшилась.

      Ирина была красивая, как кинозвезда, как Джин Тирни, которую я видела в ее журналах про кино. У нее такой же прикус, и волосы она завивала точно так же. Мартин позаботился, чтобы у нас были документы, продовольственные карточки, и дал мне свою фамилию. Он обо всем заботился. Он был околдован красотой Ирины так, как кто-то может быть околдован вещью в музее за стеклянной стеной. Она могла быть немного надменной, но его это, казалось, забавляло, и он покупал ей много подарков.

      Мартин очень интересовался мной, когда я росла. Он купил мне куклу и красивые платья. Меня водили на уроки балета и к репетитору, который заверял его, что у меня выдающиеся успехи в учебе. В день, когда мне исполнилось