Шепот Пустоты. Книга 1. Точка возврата. Макс Каменски

мое спокойствие давалось мне очень непросто. Во-первых, Пес бесил меня одним только своим видом, а сейчас он ко всему прочему очень широко раскрывал пасть. Во-вторых, начало очередных придирок видели яйцеголовые и… Ксюша, которая почему-то не вернулась к своим обязанностям, а осталась. Посмотреть. Я спиной чувствовал ее любопытный взгляд. И это очень смущало меня, ведь как-то показать себя в такой ситуации очень сложно – старший по званию может унизить, если захочет.

      – Ты подготовил? Да когда в последний раз ты смазывал свой карабин? Еще на Олеоне? – распылялся сержант. Я молчал и спокойно смотрел в лицо сумасшедшему Псу. Кстати, когда он злился, то левый глаз его начинал заметно дергаться. – И так делают десантники? Ты что, морской пехотинец какой-нибудь?

      Вообще, формально особой разницы между десантниками и морской пехотой (условное название, исторически пришедшее от военных с корабля штатов) не было. Вооружали примерно одинаково, награды носили те же. Но по опыту последних войн с корпорациями и пиратами, морскую пехоту чаще бросали "на мясо", массированной атакой в общую гущу. Десантников же использовали более тонко – сбрасывали в отдельные жизненно важные точки, направляли для проведения диверсий или боя в глубоком тылу. Но не менее редко десантники шли в битву рука об руку с морпехами, и любая разница стиралась. Так было как раз со мной, причем большую часть мой службы. Поэтому сравнение Пса мне совсем не показалось обидным – среди мариносов есть ребята куда покруче нашего Васи.

      – Это неуважение ко мне, твоему командиру отделения? К своему оружию? Или, быть может, к воинскому уставу?

      Если первые два были вполне обычными для армии вещами, то последнее обвинение было очень крутым. Дисциплинарный кодекс содержал более сотни проступков, за которых на солдат и офицеров возлагались разнообразные взыскания от штрафов до различных телесных наказаний. Однако отдельной строкой был прописан самый тяжкий грех – неуважение устава. За него полагалась смертная казнь. Причем значение имело не нарушение устава как такового, а именно выраженное неуважение к уставу как основополагающей идее военного дела.

      – И это я уже не говорю о царапинах на карабине, которые ты умудрился сделать, бродя по руинам. Пустоголовый баран!

      Здесь меня охватил жар, и мои нервы сдали.

      – Я, капрал Утер, товарищ сержант, – сказал я словно молотом ударил по наковальне. – А к кому вы обратили последние слова, я не знаю. Таковых рядом не вижу.

      – Что ты сказал, молокосос? – большие глаза сержанта налились кровью, он подался вперед, но между нами встал Джонни.

      – Сержант, брейк! Вы чего в самом деле? Смажет он все, будет следить аккуратнее… А вы…

      – Заткнись, Румянцев, – прошипел Пес. – В наряде будете сегодня. Оба. И приступайте к мойке полов немедленно. А ты, Утер, еще ответишь за слова.

      На этом сержант развернулся на одной ноге и пошел прочь из отсека.

      Я сгорал со стыда. Как мне удалось не покраснеть… Постойте! У меня же смуглая кожа…

      Некоторое