Наемники фортуны. Андрей Левицкий

Почему не знаешь? Ты…

      – Я не помню ничего, что происходило раньше, – сказал я. – Вернее, помню, что очнулся в каком-то месте под землей. Внутри того холма, накрытого пятном. Там был зал с железной площадкой. Ржавой. Стены, в потолке трещина. Я вылез через нее. Была ночь, я заснул на крыше какого-то барака, а когда утром вышел из пятна, увидел твой фургон и монахов на мотоциклах. Вот и все.

      Юна изумленно глядела на меня:

      – Это на самом деле так? Ты не помнишь ничего, что было раньше?

      На секунду мне захотелось рассказать ей правду про то, что было на самом деле, – про свою жизнь до встречи с доктором Губертом, про войны, в которых я участвовал, про мой самолет, Казахстан, Киев, разговор с Губертом и генералом, эксперимент… Нет, бессмысленно. Слишком длинная история, слишком трудно Юне Гало будет понять и поверить в нее. И даже если она поверит – что это даст?

      Поэтому я сказал:

      – Почти ничего. Хотя я сразу вспомнил свое имя.

      – А еще ты умеешь читать. И писать?

      – И писать.

      – Редкое умение в наше время. И драться, хотя это как раз умеют многие. Но ты дерешься необычно. Ты водишь машину. И знаешь про солнечные батареи… Теперь мне кажется, что… ведь ты соврал Чаку, про них ты тоже помнишь, а не вычитал в какой-то старой книге?

      – Помню.

      – И можешь ходить по некрозу.

      – Да.

      – Так кем же ты был, Егор Разин?

      – Не знаю, – сказал я и сквозь пролом посмотрел на мерцающие в дожде огни Балашихи.

      Юна, оттянув ворот, провела пальцами по основанию шеи над плечом.

      – А почему ты спрашивал про мою татуировку? Ее ты тоже помнишь из прошлой жизни?

      – Я помню такой рисунок: человек в шестерне. Может, это как-то связано с тем, кем я был раньше. Нет, не может – я уверен, что связано.

      – Тогда тебе надо обязательно поговорить с моим отцом. Я устрою вашу встречу. Если… если только он… – Девушка замолчала.

      – Что? – спросил я.

      – Нет, ничего.

      – Не говори никому того, что сейчас услышала от меня. И этому карлику тоже не говори. Я не доверяю ему. Не хочу, чтобы он знал…

      Сквозь шум дождя донесся рокот мотора.

      – Свет, – сказала Юна. – Это фара.

      Перебравшись на ее сторону, я выглянул в щель. В темноте двигалось размытое белое пятно. Шум двигателя усилился, и оно стало ярче, но потом исчезло, когда машина повернула в сторону от сарая. По мокрой траве скользнули слабые отблески. Гул почти стих, потом зазвучал опять.

      – Они нас ищут, – шепнул я.

      – Но откуда они знают, что мы еще не в Балашихе?

      – Может, уже побывали там? Хотя тогда им бы дали подмогу и здесь крутились бы несколько тачек.

      Внизу раздался шорох, и я повернул хауду в сторону приставной лестницы. По ней влез мокрый с ног до головы Чак, держа в руке длинную кожаную куртку. Швырнув ее мне, карлик заговорил, поглаживая серьгу в ухе:

      – Надень, чтоб внимания не привлекать, а то больно у тебя комбинезончик дивный, южанин. Я ее спер там у одного… Короче, я все разузнал. В городишке был переполох,