Лики Богов. Тара Роси

стал спорить, спрятал мечи в ножны, одним прыжком взлетел на спину скакуна и, схватив поводья, погнал его прочь. Умила, опираясь на плечо брата, стреляла в лучников, увеличивая шансы на спасение.

      ***

      Робкой лучиной вспыхнула утренняя зорька, бросив скудный свет на чёрные головы деревьев, скользнув золотисто-красной дымкой по холодной коже скал, защекотав тонкими пальчиками морскую пучину. Не было слышно щебета пташек и жужжания шмелей, природа ещё дремала, лениво потягиваясь под тёплым взором восходящего Ярилы. На небольшой поляне, вблизи густого леса расположился лагерь осман. Они ждали подкрепления в составе двух отрядов – пехоты и конницы – чтобы, поднявшись по горному склону, присоединиться к основным силам, осаждающим крепость. Серые шатры грязными шапками лежали на покрытой травяным бархатом земле, давно остывший котелок нависал над прогоревшими углями.

      Плотная ткань, заслонявшая вход в шатёр, повинуясь прерывистому движению, отлетела в сторону, явив смоляную голову. Воин, зевнув, провёл рукой по лицу, отгоняя сон. Гонимый нуждой, пошатываясь, он побрёл в сторону леса, отдаляясь от лагеря. Решив не уходить далеко, османец остановился, развязал пояс, спустил штаны. Расслабившись, посмотрел на сизые кроны деревьев. Игривые лучи солнца, соскользнув с острых пиков сосен на купала дубов, разбились об укрытую тенью почву. От этой тьмы отделились силуэты – наверное, утреннее наваждение, шутка не до конца пробудившегося разума. Но силуэты проступали всё отчётливей, тёплые искры небесного светила, отразившись от стальных шлемов, рассыпались мелким бисером по кольцам кольчуг.

      Воин, набрав воздуха, закричал соратникам, что надвигается беда и кинулся к шатрам, попутно завязывая штаны. С тихим свистом стрела вонзилась в его шею, заставив голос навсегда остаться глубоко в груди. Османы, выскакивая из шатров, обнажали оружие, всматривались в приближающийся к лагерю отряд тархтар. Леденящий страх навис над поляной, ярость безумием ударила в виски; тюрки, сорвавшись с мест, приближались к недругам, чувствуя, как Смерть раскрывает свои объятия. Её чёрные локоны воплощались стрелами, что летели отовсюду, вонзаясь в тела и забирая жизни, её смех вибрировал звоном мечей, заглушая стоны раненых, её слёзы щедро поили землю густым багрянцем пролитой крови.

      Османская сталь глухо ударилась о щит, Баровит, провернув в руке меч, опустил его на соперника. Черноглазый, выставив саблю перед собой, остановил вражеский клинок. Баровит ногой поразил его живот, атаковал вновь. Противник увернулся, захрипел и бросился на Зорьку. Оттолкнув его щитом, провернув меч, витязь выбил саблю из рук османца. Соперник, рухнув на землю, выхватил из-за голенища нож, но тяжёлый клинок с хрустом вошёл в его плоть.

      Османский воин, видя смерть соратника, с криком понёсся на Баровита, размахивая цепью. Груз ударился о вовремя выставленный щит, отозвавшись в плотном барьере мелкой дрожью. Зорька припал к земле, выставив щит над головой, и во вращении рассёк тело противника. Дрожащие пальцы судорожно