Остальное белым. Гипотеза. Павел Кузьминых, Татьяна Загидулина

мягко шуршала по кафелю пола.

      – Миша, мне кажется, здесь пахнет дымом.

      – Что ты, Ниночка, здесь не может пахнуть дымом, – ответил Консул. В голове девчонки сейчас велась чинная беседа о фасоли. Нина обожала советскую науку.

      – Здесь правила пожарной безопасности соблюдаются неукоснительно. Я ответственный.

      – Ой, Миша, а можно ещё чаю?

      – Конечно, Ниночка. Сейчас нальём.

      В конце коридора медленно отворилась тяжёлая дверь с двумя штурвалами. В проёме появился невысокий худой мужчина с пятнистым лицом, приветственно поднял ладонь и отошёл, пропуская каталку. Из-под высокого потолка свет очень ярких фонарей падал на каменный стол. На никелированных деталях барокамеры мертво сияли отблески.

      – Сонник?

      – Работает. Документы у тебя на столе. Давай первый цикл заводи. Начинай и доложись. Шестая процедура. Я у себя буду. И это, Рябой. Аккуратнее, хорошо?

      – Стареешь, Антоха?

      – Дошутишься.

      Рябой закрыл за Консулом дверь, затянул оба штурвала, и вернулся к каталке. Нина шептала что-то очень тихое. Рябой подкатил каталку к барокамере и начал отстёгивать ремни.

      – Вот же изверг, понимаешь, затянул. И меня к аккуратности призывает. А сам в кабинетик, да… – Рябой всегда тихо бурчал мысли вслух во время работы, – Таак, первый цикл. Сначала у нас коктейль, – с этими словами он открыл стеклянную дверцу шкафа.

      – Миша, ты чаю обещал.

      – А, ну да, Миша же. Миша наш, Мишанечка. Воот, умничка, пей, всё пей. Еще глоточек. Вот хорошая какая девочка. Сейчас тебя дядя Фарид в тихое-тихое место положит, и отдохнёшь там. Никто беспокоить не будет.

      Рябой стянул с Нины платье через голову, бросил его в угол. Туфли отправились туда же. Хмыкнул, глядя на белые чулки и хлопковые трусы с лифчиком. Их он снимал почти нежно, чему-то улыбаясь.

      – Сейчас мы глазки закроем, ушки закроем, и отдохнёшь. Тихо-тихо будет, – Рябой переложил Нину в барокамеру, поправил повязки на её голове, зачем-то откинул со лба чёлку.

      – Тихо-тихо. Хоп, закрываю, – крышка опустилась. Рябой щёлкнул двумя тумблерами на пульте и, покрутив, выставил реле времени на тридцать минут.

      – Разбросал тут, бардак на палубе, – собрав одежду и бельё, он повесил всё на спинку стула, уселся и взял со стола картонную папку.

      – Подопытная вэ-ю дробь ноль один. Воздействие по шестой процедуре, так. Придумщики они там… где сопроводиловка?

      – Распознание агентом Рахиль, стандартный тест, четырнадцать из двадцати… А неплохо. Не была, не болела, не находилась, не имеет, не вступала… Не вступала? Ну-ка?

      Рябой подбежал к барокамере и положил ладонь на крышку. Сквозь окошко было видно, как Нина дернулась и раздвинула ноги так широко, как позволял объем барокамеры. Ладонь Рябого двинулась по крышке вниз. Нина сунула пальцы правой руки между ног.

      – Конечно, не вступала она. Ну Рахиль, козел пархатый, сколько говорено было? На шестую-то процедуру куда ее теперь такую? Отключать теперь? Назад полцикла теперь? Семнадцать биологических, не выдержит, – Рябой закрутил диск телефона.

      – Консул?