Кофетинка. Таня Манов

уж тут работа, думала она. Счастье еще, что пятница.

      Девушка в зеленом свитере перед кофейной машиной стояла, уперев ладони в стойку, и смотрела, как вспененная струя нагретого молока льется в чашку. Тинка смутилась – поцапались слегка во вторник – но и обрадовалась возможности помириться. Состроила извиняющуюся гтимаску, изготовилась уж было пропеть: «Наточка, привет!», но гром за окном, накатываясь, усиливаясь, заглушил ее мысли. Свет мигнул, быстро, едва заметно. Уж и белые трубки на потолке снова горели ровно, но в кухне будто стало темней. Самую малость. Тинка сморгнула и подумала: что-то я хотела…

      Девушка в зеленом свитере перед кофейной машиной стояла, уперев ладони в стойку, и смотрела, как вспененная струя нагретого молока льется в чашку. Она показалась смутно знакомой, неясное воспоминание всплыло и исчезло снова, утонуло в глубинах забытия. Тинка двинула досадливо плечом и протиснулась к буфету за любимой кружкой с совой.

      – Извините, можно вас подвинуть, только чашку достать…

      Ната оглянулась и в замешательстве подняла брови.

      – С каких пор на «вы»? Сердишься на меня? Ха! Ну, знаешь, это еще вопрос, кто на кого сердит!

      Тинка с удивлением посмотрела на рассерженное горбоносое (совсем незнакомое) лицо и пожала плечами.

      – Я не сержусь. А у вас кофе готов уже.

      – У вас, значит? – девушка схватила чашку и свирепо отхлебнула, по-прежнему загораживая кофемашину.

      Тинка примирительно улыбнулась.

      – Ладно, у тебя! Я Тинка, приятно познакомиться!

      Сердитая собеседница глянула совсем уже дико, со стуком поставила полную кружку в раковину и вышла, печатая шаг. Впрочем, Тинка уже забыла о ней, погрузившись в размышления: эспрессо или капучино?

      ****

      Всю субботу шел дождь, лил без остановки. С утра, разбредясь по углам, занимались каждый своим делом. Дан резался в девятый Дум и качал сериалы, Тинка готовила новый фотоальбом. Переплет ручной работы в технике декупаж отлично удался, теперь не испортить бы подписи под фотографиями (разборчиво, красивыми сиреневыми чернилами). Медленная, кропотливая работа.

      Часов в восемь небо разорвало молнией, дом сотрясся от раската грома и свет погас. Сквозь залитое водой стекло смутно проступили темные силуэты домов, и только далеко, на холмах, дрожала желтыми бусинами цепочка фонарей.

      Дан, зевая, зажег свечи, пришел, мягко ступая пушистыми серыми тапочками и капая воском. Нагнулся, почесал Тинку за ухом, сказал:

      – Кис-кис, пошли в кроватку. Кончай винтажить. А хочешь, купим кучу места на дропбоксе для фоток?

      Тинка, мотнув головой, потерлась щекой о худые длинные пальцы.

      – Что ты понимаешь, варвар, в медитативном рассматривании фотоальбомов длинными зимними вечерами. А кофе в турке сваришь?

      – Спать не будешь. Пошли, батарейки хватит на серию.

      – Свари-свари-свари!

      – Ладно уж, Тинка-кофетинка ты эдакая.

      – Мурррррр! Ой, подожди! – она протянула Дану фотографию. – Это кто, в синей бейсболке?

      Дан, обернувшись, взглянул, присвистнул.

      – Ты серьезно брата не узнала?

      Пламя свечей подрагивало, тени метались по углам, и Тинка, бросив быстрый вопросительный взгляд на Дана, прикусила губу.

      – Како… а… ну, конечно… Темно просто.

      Крохотная пауза, неловкое хмыканье.

      – Точно.

      ****

      В воскресенье Тинка проснулась от шума грозы и минуту лежала, свернувшись уютным калачиком под одеялом. Протянула руку, дотягиваясь до Дана, но нащупала только холодную простыню. Позвала:

      – Эй, на борту!

      Тишина, отчеркнутая дробью дождевых капель по стеклу; то быстрее, яростнее, так что стекла начинали дребезжать, то тише, тише, тише. Отбросила одеяло, огляделась: белеет пустая половина постели, даже подушки нет. За открытой дверью в туалете тихо и темно, медленно капает кран. Кухня, гостиная, коридор – никого! На столике у окна нет компьютера. Шкафчик с дисками пуст, не свисает длинных хвост проводов. Неопрятная куча обуви у входных дверей уменьшилась вдвое. Присела, разворошила: ее сандалии, ее ботинки, ее шлепанцы, ее кроссовки беговые, ее балетки, ее одинокая стелька, оставшаяся от выкинутых сапожек… Ушел? Данька ушел?