Иностранец. Виталий Ломовой

пахнет разводом… Какова вероятность, что это не розыгрыш? Могу ли я вообще тебе доверять? Время сейчас сложное, человек человеку волк. Почему я должен бросать всё и чем-то жертвовать ради неизвестного, хоть и знакомого бывшего одноклассника? Так. Стоп. Приеду и вечером разберусь, сейчас будет момент всё обдумать. Как-то ты, Слава, протянешь пару часов без паспорта, всё равно я тебе его не привезу сейчас. Меня же ждут и другие люди, пора ехать…

      2

      Когда-то в школе мы дружили, нас было четверо, как в «Бригаде»: Белый, Космос, Пчёла и Фил. Но в отличие от тех настоящих мы никого не убивали, а просто вместо урока по трудам катались на качелях во дворе, пока не появился новый трудовик, и занятия не возобновились. Учились неплохо, если меня и освобождали от экзаменов в конце года, то Слава без особых сложностей сдавал их на пятёрки. В классе шестом Слава начал ругаться матом и пререкаться с учителями, я не углядел в этом особой прелести, хотя в душе поддерживал юношеский протест, но не был активным участником революционного движения по срыву уроков из-за неподобающего поведения целого класса, в результате которого все два десятка с лишним дневников лежали на столе классного руководителя, а их страницы утопали в обилии красных чернил. Мятеж подавлялся лёгким движением шариковой ручки. Наши со Славой пути разошлись в лицее, где выяснилось, что я – гуманитарий, а он – математик. С того момента пропасть между нами стала расти, детские иллюзии по поводу дружбы остались где-то там на качелях во дворе. Жизнь текла по разным руслам. Казалось, его река бурлила, с грохотом разбивая пороги, моя же – шла размеренно по широкой равнине. Через год, перейдя в девятый класс, я узнал, что Слава уехал в Израиль. Так, мне представлялось, наши общие некогда дороги навсегда остались в мемуарах детства. Неожиданностью стало увидеть его в следующем году снова в форме лицеиста, преградой на пути к Земле обетованной стало его взбалмошное, безответственное поведение. Но поведение не двоечника, прогуливающего уроки, бездарного, не желавшего учиться, а бунтарское, протестное, заставляющее видеть мир иначе, как видят его гении, коими движет любопытство. А мы и наше окружение тушим это в себе и других, боимся безумства, жертвуя своим нравом во благо всеобщего порядка и равновесия, убивая свою природу, свою жизненную силу. Я не понимал Славу уже тогда, становясь заложником общественного сознания, вся школа видела в нём способного, умного, но недостаточно старательного и прилежного ученика. Стоит отметить, что в Тирасполе живут достаточно консервативные люди, в награду за сохранение советского наследия консерватизм и строгость достались им от предыдущих поколений, многие до сих пор уверены, что социальное равенство возможно, а коммунизм придёт незамедлительно, как только вымрут все капиталисты. По окончании школы я не знал, кем хочу быть дальше, точнее сказать, я пошёл на поводу у стереотипов и решил стать экономистом, хотя даже не представлял, куда и с чем это едят. С железной уверенностью и жадной страстью я хотел