Счастливый путь. Ельцмаксимир

видимо, прикрыв трубку ладонью. – Они, что, думаешь, люди без понятия? Очень милый и деликатный народ. Ты знаешь, кого приглашать, – и в трубке послышался добродушный хохоток.

      Топотков тоже засмеялся, даже с какой-то детской радостью, и притопнул ножкой.

      – А то б встретились, а? Такая компания! Такие люди!

      – Успокойся, Топотуша. Это уже не смешно, – и в трубке запикали короткие гудки.

      Иван Трофимович на окрик жены осёкся, и было присмирел. Но ненадолго. В душе у Ивана Трофимовича вновь всё заходило.

      Разговор с женой, её похвала, и одобрение её сослуживцев за вчерашний вечер, подействовало на него столь же благоприятно, как если бы он принял бокал шампанского или, на худой конец, пиво.

      Топотков хлопнул в ладоши:

      – И-эх!.. Расступись, грязь – в пролётке князь!.. Ядрёный корень… – и пошёл по кабинету под "камаринского"…

      Даже будучи в столовой в обеденный перерыв, стоя в очереди у раздатки, гладя на всех весёлым взглядом, ему так и хотелось топнуть ножкой. И сокрушался: до чего же всё-таки мы скучно стали жить! Собираемся раз в год, а то и в два, и то по каким-либо поводам, случайно. Негде грудь развернуть, душе волю дать…

      Э-эх! Умрёшь от скуки.

      Йога.

      В праздник Фёдор Спиваков был в гостях у родственников. Там он выпил и от радости, что эта самая, "огнеопасная", течёт по горлу дармовая, на грудь принял сверх всякой меры. Какая-то жадность к водке появилась, как у вконец оголодавшего человека. На следующее утро, едва поднявшись, покачиваясь, прошёл на кухню и прямо из крана хлебнул холодненькой водички.

      – Да-а… – хрипло протянул он и потряс по-лошадиному головой. – Брр… – и чуть было не упал. Заштормило.

      Уцепившись за раковину, на какое-то время притих, пока палуба не успокоилась.

      – Мда-а, это ж надо… Вот накушался… Брр… – осторожно поёжился. По спине побежали холодные "мурашки".

      Зажёг газовую форсунку и пододвинул на неё чайник.

      Попив крепкого чая, он почувствовал себя лучше, но не совсем. Желудок и пищевод потряхивало мелкой неприятной дрожью, мозги, словно студень в круглом сосуде, колебались в голове. Но проблески сознания уже появлялись, и на память вдруг пришёл застольный анекдот. Спиваков захохотал.

      – Ой, эт ж надо такое придумать! Есть же юмористы, – зачесал он волосатую грудь. – А может и вправду такое может быть?.. Ведь ёги всё могут. Вон, какую беду вытворяют над собой. И на стекле пляшут, и на ножах спят, и пополам складываются. Что ему стоит самого себя довести до алкогольного опьянения?..

      Спиваков опять хохотнул, было всё-таки занятно.

      Немного посидев, решил своими мыслями поделиться с женой.

      Прошёл к спальной комнате, с порога спросил:

      – Нюр, ты помнишь анекдот, который вчера Рашид рассказывал? Ну, как у них там, на Кавказе, на ёгу перешли… Ну, когда у них там виноградники повырубали…

      Нюра молчала.

      – Нюр, ты чево? Обиделась на што, што ли?

      Нюра молчала. Фёдор перестал улыбаться, виновато почесал нос, шею, вновь поплёлся на кухню.

      – И что она? Вчера вроде