«У мирного порога моего…». Е. А. Тахо-Годи

Okay? Look, please. It is pretty, is it?[7]

      Несколько сконфуженная строгим взглядом его супруги, я благодарю невнятно и не столь сердечно, как хотелось бы.

      Мы расходимся в разные стороны. Прощайте, прощайте, милый, улыбчивый мистер Пиквик! Свидимся ли мы еще? Вдруг наши пути вновь пересекутся на извилистых, словно лабиринты судьбы, улочках Ниццы? Кто знает… Сделанная вами фотография когда-нибудь напомнит о вашей сердечной веселости и окажется единственным свидетельством того, что мое пребывание в этих краях не было фантазией или иллюзией. На всех других фото запечатлятся платаны, пинии, кипарисы, виллы, площади, улицы, церкви, горы, море, небо и даже фрагмент небесно-голубой рубашки невысокого плотного джентльмена, уходящего вслед за своей решительной супругой, но, как ни грустно, не будет меня, даже моей тени – только направление моего взгляда, искаженное или откорректированное оптическим устройством фирмы «Canon». Останутся в моем фотоаппарате и усеянные кактусами каменистые склоны Экзотического сада, и панорама Монако, снятая с узкой галереи-балкончика, нависающего на высоте птичьего полета над игрушечным княжеством, уместившимся целиком в маленькой подковообразной бухте и прославившимся на весь мир не этой бухтой, не этими кактусами, не этим земным раем, а практически неразличимой точкой на противоположном берегу миниатюрного мыса – точкой под названием «казино».

      Слово «казино» не слишком будоражит мое воображение. Я чувствую себя искушенным человеком – ведь я видела казино в Висбадене и Баден-Бадене. Что же изменится, если увижу еще и казино в Монте-Карло? При всей моей склонности к нелепым авантюрам мысль сыграть в рулетку никогда не вызывала никакого энтузиазма. Может быть, такое безразличие – только скрытое чувство самосохранения, боязнь открыть в себе новую страсть? Так или иначе, но самой азартной в моей жизни была игра с нянькой в подкидного дурака, когда я, пятилетняя, отлеживалась из-за очередной ангины в постели. Я с удовольствием оставалась в дурачках, тем более что никто и не думал покушаться на заветные копейки, опущенные в прорезь гипсовой копилки… Но быть в Монако и не поглядеть на тамошнее казино было бы странно.

      Путь к пляс дю Казино оказался недолгим. Но странно – то тут, то там среди яркой субтропической зелени виднелись рекламные плакаты с мертвенно-бледным женским лицом (напоминавшим больше всего родченковский фотопортрет Лили Брик на обложке поэмы Маяковского «Про это») с огромными черными глазами, с приоткрытым, словно для укуса, ртом, вызывающе кричащим экзотическими здесь, в Средиземноморье, печатными русскими буквами: «Удиви меня – если сможешь». Я шла по широкому бульвару, ежеминутно встречая взгляд этих огромных глаз, бросающих вселенной свой бессмысленный вызов.

      Чем ближе я подходила к круглому, стеклянным куполом ниспадающему фонтану, замыкающему бульвар, тем теснее и многолюднее становилось вокруг. Самоуглубленно-сосредоточенные японцы, подстриженные под одну гребенку китайцы, гортанно-визгливо окликающие друг друга, оглушающе-громкие испанцы, отрывистая речь немецких туристов, напоминающие жонглеров

7

Извините, можно вас попросить вас… – Разумеется, разумеется! С большим удовольствием! Где вы предпочитаете? Здесь или там? Нет разницы? Может быть, здесь? Хорошо? Почему нет вспышки? Может быть, еще раз? Хорошо? Посмотрите, пожалуйста. Удачно, правда? (англ.).