Я всегда буду с тобою. Константин Свальбард

глаза. Марку стоило больших усилий надеть на себя маску безразличия, ибо в отличии от девушки, безразличие его было напускным. Но, как было сказано ранее, он обладал весьма впечатляющими артистическими способностями, так что ему это удалось. Под стать коротковолосой красотке, он смерил ее пустым взглядом. Но, только оказавшись спиной к толпе, он не без досады усмехнулся. «Сука» – обозвал он ее про себя. «Скорее всего я лишь напридумывал себе, в действительности же она ничем не отличается от остальных, не меньше всех позерничает. Не может она мне нравится, я ведь самовлюбленный эгоист, больше всех обожаю себя» – заключил он, но сам этому не верил. Остаток пары он провел в столовой. Склонив голову над уже остывшим кофе. У него то и дело возникало желание побродить по коридорам, обойти все здание. Он говорил себе, что просто устал от сидячего образа жизни, что к тому же еще не видел здание полностью, но как ни старался себя обмануть, какие бы доводы в пользу необходимости прогулки не приводил, прекрасно понимал, что все это пустословие. Он просто хотел еще раз увидеть ее, еще хотя бы раз. От такой слабости он скрипел зубами и упорно боролся с соблазном. Пара прошла и Марк встретил вымотанного Макса, так и не поддавшись «слабости». Правда, направившись затем домой, он от такой воздержанности почувствовал себя только хуже. Несомненный успех в контрольной его больше не радовал. Весь день ему теперь казался невыносимо долгим и тягостным. Он словно томился, в ожидании чего-то, при этом сам он не понимал чего. Занятие в театральной студии вечером в университете так же его не радовало. Он лишь сидел в кресле, в глубине актового зала, с пустым взглядом, уставленным на сцену и репетировавших на ней студентов. Все они были ему знакомы, со всеми он ладил. И потому их сейчас удивляла отчужденность их товарища по театральному мастерству. Они звали его на сцену, интересовались его настроением, но он лишь отнекивался, да увиливал от вопросов ничего не значащими ответами, так что вскоре его оставили в покое. С все быстрее нарастающем сомнением к нему приходило и понимание неизбежного: ему явно импонировала эта высокомерная выскочка и чем решительнее он гнал от себя эту мысль, тем настойчивее она ему сверлила мозг. Скорее со злости на себя, нежели действительно так считая, Марк совершенно необдуманно назвал ее выскочкой. Осознав это он усмехнулся. В конце концов, что это он так завелся то: может быть он с ней поговорит, и она окажется глупой, пустоголовой, он ведь совсем еще не знает ее. От этой мысли у него потеплело в душе. Пожалуй, он даже без всяких напрягов лишит ее своего внимания. И он, довольный собой, направился домой.

      Дни летели за днями, превращаясь в недели, а Марк так и продолжал избегать своих чувств, не пытаясь в них разобраться и искал любой повод пересечься с той самой девушкой. Макс не мог не заметить такой перемены в друге. Поначалу он относился к этому, как к обычной интриге, в которых раньше у Марка не было недостатка и которые заканчивались спустя нескольких половых актов. Но постепенно