Ксаны. По ту сторону моря. Евгений Авербух

трико и спустился в салон, чтобы связаться с родителями и сообщить им о своём благополучном прибытии на остров.

      У каждого планшета на экоостровах имелся разрешенный адаптер для связи с голосистемой вне острова, позволяющий соединиться с внешним миром. Поскольку я хорошо разбирался в различных системах, то без особых затруднений смог объяснить бетандроиду, где отыскать необходимую аппликацию для связи и набрать на нем контактный номер отца.

      – Выполняю! – ответила голограмма бетандроида.

      Через несколько секунд на дисплее планшета появилось трехмерное изображение удивленного отца. Узнав меня, он по привычке сощурил свои голубые глаза. Никогда не умевший улыбаться, он выдавил из себя некое подобие ухмылки.

      – Привет! – махнул я рукой в видеокамеру.

      – Привет, сынок! Ну, как там на твоей Аосиме или как ее там называют? – прохрипел его колючий голос в динамике.

      Умное, слегка удлиненное, аскетическое лицо моего отца с массивным носом и огромным, начинавшем лысеть, лбом даже в миниатюрной голограмме источало интеллектуальное напряжение. Будучи ребенком, я побаивался его голубых глаз, пристально смотрящих на тебя и как будто бы постоянно оценивающих твое поведение.

      – Аошима, папа, а-о-Ш-и-м-а! У меня всё замечательно, я без особых задержек приехал сюда, на Аошиму, и меня поселили в доме с очень оригинальным внутренним интерьером.

      – Очень хорошо! – произнес отец.

      Как всегда немногословный, он явно обдумывал, о чём бы еще спросить. Дело в том, что я расстался с родителями, немного повздорив с ними на почве своего решения о переезде на Марс, и всех нас эта ситуация слегка смущала.

      – Да, – продолжил я после небольшой паузы, – здесь очень красиво: море, зелень, солнце… и люди, как мне кажется, очень приветливые.

      – На Марсе у тебя не будет ни моря, ни зелени… Да и солнце не будет таким теплым, как на твоей Аошиме.

      – Но ты же знаешь, что я переезжаю туда вовсе не ради загара.

      Отец кивнул головой в знак согласия и, повернув голову, крикнул:

      – Оделия! Это Эйрик! Мама опять решила сама приготовить завтрак, – прошептал он заговорщицки в камеру.

      – Иду! – услышал я голос матери, и через пару секунд голограмма ее добродушного и улыбающегося лица появилась рядом с изображением отца.

      При виде двух так сильно любимых мною родителей, таких далёких и таких близких, у меня защемило сердце, и я в очередной раз на какую-то долю мгновения засомневался в правильности своего решения.

      – Ну как ты там, сыночек? – мягкий голос матери всегда убаюкивал меня.

      Я вкратце рассказал родителям о своем путешествии на Аошиму и сказал еще раз о своем желании отдохнуть здесь около двух недель от всех передряг.

      – Нам будет очень не хватать тебя, – я заметил влагу на глазах у мамы.

      – Так! – скомандовал отец, не терпящий слез и телячьих