Докричаться до небес. Лана Муар

в свете фонаря. Громко хлопнули двери, по ушам резанул ор, словно удар тока, пробивающий перегоревшие микросхемы в голове. Мама сделала шаг назад:

      – Сыночек…

      – Мама!

      Я гнал, не разбирая дороги, метался из полосы в полосу, стараясь догнать, не потерять, вспыхивающий в свете фар встречных машин, силуэт, а за спиной орали, кто-то громко плакал и тихонько выл от боли.

      «Мама, я успею. Мама я обязательно успею.»

      4

      – Бутч, забери меня, пожалуйста.

      – Ты где?

      – У мамы.

      – Сейчас буду.

      Он отключился, а я положил телефон рядом с собой на скамейку и потянулся к бутылке. Свернул пробку и сделал жадный глоток. Поперхнулся, но продолжал пить, не чувствуя вкуса. Так, словно вместо коньяка, я пил воду. Давился, проталкивая в себя глоток за глотком единственное спасение от своих мыслей и самого себя. Посмотрел на фотографию и виновато отвел глаза:

      – Прости, мама. Я завяжу. Обязательно завяжу, но не сегодня.

      Отставил опустевшую бутылку в сторону и потянулся за второй, физически ощущая осуждение единственного человека, который меня понимает. Понимал. Горлышко выскользнуло из трясущихся пальцев, и я, поежившись, опустился в снег на колени, шаря рукой под скамейкой. А бутылка, словно издеваясь, никак не хотела возвращаться, отскальзывая все дальше. Зарычав от злости, повернулся, наткнулся на небесно-голубые глаза, и завыл, молотя кулаком промерзшую землю.

      Бутч бережно положил букет алых роз у основания мраморной плиты, провел ладонью по ее краю, а потом расстегнул куртку и накинул ее мне на плечи.

      – Фил, ты совсем ебнулся. Еще бы голый приперся.

      – Заткнись. Что ты со мной сделал? Что ты мне вколол, Бутч?

      – Заглохни! – он поднял меня, прислонил к оградке и быстро собрал в пакет бутылки. – Поехали.

      – Что ты сделал? Зачем? Бутч, ты мудак! Зачем ты мне сказал про ночь?

      – Затем, чтобы ты начал думать! – зло ответил он. Тряхнул пакетом и, схватив меня за грудки, притянул к себе. – Это тебя не спасет! Понимаешь? Подумай своей тупой башкой! Подумай, что бы сказала твоя мать! Подумай, Фил! Этого она хотела от тебя? Сомневаюсь.

      – Отвали! – оттолкнув его от себя, заорал я. – Ты ни хрена не понимаешь!

      – Да? – Бутч снова рванул меня на себя и зло зашипел, – У меня не было и сотой части того, что было у тебя! Твоя мать не отказалась от тебя! Не бросила у дверей детдома, чтобы не позориться сыном-уродом. И после этого, ты мне хочешь сказать, что я ничего не понимаю? Меня вычеркнули из жизни за кривые глаза, а за тебя, дебила, отдали жизнь! Кто из нас двоих должен ненавидеть этот ебучий мир? Кто? Ты? Или все же я? Кто, Фил?

      Бутч встряхнул меня, как щенка, и опустился на скамью.

      – Помнишь, как мы познакомились? – усмехнулся он. – До сих пор не могу понять, почему твоя мама тогда не сдала меня в ментовку. Привела к вам домой, накормила и попросила отдать фотографию из кошелька. Фотографию, а не деньги.