Стихосны. Татьяна Брагина

раздеться, под взглядом твоим греться, согреться.

      Цветом прекрасным, ясным, распуститься птицей,

      С тобой слиться и виться.

      Как змея, извиваясь, злиться,

      Слиться в объятиях с ароматами мяты.

      Медленными шагами назад ступая,

      В глаза смотря, не отпуская тебя мысленно,

      Уговаривая остаться ради рая сердечного,

      Блаженного мая, нашего мая, где я.

      Я могла бы ради тебя, никак не против воли,

      Всё для нас, все до боли

      Расщепить, отдать, выбрать путь нам обоим,

      Проникнуть в суть, промелькнуть.

      Могла бы искренне, истинно,

      Без искр прихоти, лихо так

      Очаровать, чарующе повиноваться,

      Быть, плыть, не винить,

      Пробивать путь, жить.

      Я всё могла бы воистину,

      Во имя нас, любви близкой, искренней.

      Могла бы, может быть, не так быстро,

      Но всегда высоко взлетать с рисками,

      Не боясь упасть тихо.

      Такая я, а ты мог бы?

      Все это ради самого себя, смог бы?

      А вообще для людей, просто так, мог бы?

      Легко ли с ног сбить Бога

      У порога своего дома,

      И не заметить неисправности души,

      Потерявшими в глуши, внутри лёг бы.

      Вот бы ещё немного смелости себе дал бы.

      Я бы, ты бы… мог ли?

      «В потухшем омуте, казалось бы, надежд…»

      В потухшем омуте, казалось бы, надежд,

      Мы одну лишь греем – веру.

      И если человек к себе невежд,

      Ему не покорятся ветры.

      В затихшем голосе прекрасной птицы

      Всегда останется тайна души.

      И если она скроется от лиц

      Навеки, сердце её задышит.

      А если в полумраке на росе

      Слеза коснётся чьих-то рук отчаянья,

      Её услышат будто бы во сне,

      Шепотом вокруг, в раскаянии.

      Когда коснётся женских рук тот луч,

      Что первым засияет в небе,

      Она сквозь тьму к тебе прильнёт

      И добротой сразится с океанами.

      И пусть поднимется с морских глубин огонь

      И будет, обжигая, кровоточить.

      Она пронзит его своим крылом, мольбой

      О том, что может ярость обесточить.

      О, если бы в потухшем омуте вечных надежд,

      Грелась хоть одна слеза принятия,

      Смогла бы встать и не одна орда с колен

      И заключить гнетущего врага в свои объятия.

      И почему-то рукопись творца

      Становится безликой в человечестве.

      И будто бы все ждут его конца,

      Чтобы открыть ключом то, что не лечится.

      А открывая, с изумлением восклицают:

      «Какая правда тут неслась годами!».

      И неужели думают, что знают,

      Какая та была в его творении?

      И каждый раз, читая все стихи великих,

      Ты для себя находишь что-то важное.

      Но даже те, кто писал их вехи лихо,

      Не знал, что там такого вдруг отважного.

      И опираясь на своё чутьё поэта,

      Строки