Яркий, длинный, солнечный день. Вадим Бельский

простирающееся до края света и даже дальше.

      Встать. Посмотреть далеко-далеко вдаль. Правую руку вытянуть вперед. Ладонь параллельно земле. Пальцы чуть-чуть развести. Закрыть глаза. Шепотом, но четко, акцентированно:

      – Двадцать первое… Ночь… Понедельник…

      Прохладный воздух ударил в лицо, отбрасывая волосы назад. Трава волнами прогибалась ниже, качаясь, отзываясь. Заснувшие было цветы распрямлялись, раскрывались. Кусты поворачивались. Черная масса дуба, стоящего на краю земли, пошевелилась.

      – Ойеее! – загудело вдали.

      – Буггааа! Иоолоо! – пропела Полина.

      – Буггаа…

      Все. Верность подданных подтверждена. Назад. В сны.

* * *

      – Мамочка, мамочка, мамочка, – повторяли губы Полины в мамино платье.

      Мама приехала за Полиной. Через неделю в школу. Увы. Ура.

5.

      – Поля, а тебя не будут искать?

      – Неа. Мама сегодня у подруги, а отчим… спит. А тебя?

      – Не. Тоже никого. Все на даче. Только завтра к вечеру приедут.

      – Ааа… Паша, так куда мы идем?

      – За яблоками.

      Многоэтажные дома и все современное осталось сзади, в другой жизни. В один из последних августовских вечеров, перешедших в ночь, две тени затерялись в переплетении улиц со старыми домами, окруженными садами, которые, казалось, вот-вот переберутся через заборы и разбредутся кто куда.

      Осторожные шаги, свет из-под ставен, мальчишеская рука, время от времени хватающая девчоночью, тревожный шепот «стой… стол… тсс… не туда… пригнись… идет кто-то…».

      Кругом враги.

      – Вот там, – говорил Паша, трогая Полину за плечо, нагибаясь и показывая пальцем в сторону длинного-длинного забора. – Там живет старик. Походу, один живет. Ему уже лет сто, наверно. Не меньше. У него в саду яблоня, на которой растут черные яблоки. Представляешь?

      – Такие бывают?

      – Ну да. Может, только у него такие…

      – Откуда знаешь?

      – Знаю, – ответил Паша. – Был там один раз.

      Снял очки, протер их майкой, надел, взглянул на Полину.

      – И собака у него большая… черная. И сам он ходит в чем-то черном.

      – В черном-черном городе, в черном-черном доме… – начала Полина.

      – Тише ты, – зашипел Паша. – Говорю же – собака. Учует… Ну что, Поля? Идем? Или боишься?

      – Боюсь… Идем. А ты, что, не боишься?

      – Тоже есть. Ладно… пошли за мной.

      – Сюда, – сказал Паша, отгибая доску в сторону.

      Они оказались в саду, почти в самом углу, почти в полной темноте, почти не дышали.

      Далеко впереди был свет. «Дом».

      – Кажется, туда, – прошептал Паша, взяв Полину за руку.

      Пробирались в густой траве, мимо кустов.

      – Здесь. Вот оно.

      Полина осторожно обошла вокруг дерева. Яблоня была увешана тяжелыми, крупными, темными плодами, источающими дурманящий аромат. «Кровь со льдом».

      – Берем, пока он не проснулся, – сказал Паша, срывая яблоко.

      Полина, потянувшись на цыпочках, сорвала два и на этом решила остановиться.