Тимур и его команда. Аркадий Гайдар

она пришла из города.)

      Красная Армия – самая красная,

      А белая армия – самая белая.

      Тру-ру-ру! Тра-та-та!

      Это барабанщики,

      Это лётчики,

      Это барабанщики летят на самолётах.

      И я, барабанщица, здесь стою.

      Молча и торжественно выслушали эту песню высокие цветы и тихо закивали Светлане своими пышными головками.

      – Ко мне, барабанщица! – крикнул я, раздвигая кусты. – Есть холодная вода, красные яблоки, белый хлеб и жёлтые пряники. За хорошую песню ничего не жалко.

      Чуть-чуть смутилась Светлана. Укоризненно качнула головой и, совсем как Маруся прищурив глаза, сказала:

      – Спрятался и подслушивает. Стыдно, дорогой товарищ!

      Вдруг Светлана притихла и задумалась.

      А тут ещё, пока мы ели, вдруг спустился на ветку серый чиж и что-то такое зачирикал.

      Это был смелый чиж. Он сидел прямо напротив нас, подпрыгивал, чирикал и не улетал.

      – Это знакомый чиж, – твёрдо решила Светлана. – Я его видела, когда мы с мамой качались в саду на качелях. Она меня высоко качала. Фють!.. Фють!.. И зачем он к нам прилетел так далеко?

      – Нет! Нет! – решительно ответил я. – Это совсем другой чиж. Ты ошиблась, Светлана. У того чижа на хвосте не хватает перьев, которые выдрала ему хозяйкина одноглазая кошка. Тот чиж потолще, и он чирикает совсем не таким голосом.

      – Нет, тот самый! – упрямо повторила Светлана. – Я знаю. Это он за нами прилетел так далеко.

      – Гей, гей! – печальным басом пропел я. – Но мы не разбивали голубой чашки. И мы решили уйти насовсем далеко.

      Сердито чирикнул серый чиж. Ни один цветок из целого миллиона не качнулся и не кивнул головой. И нахмурившаяся Светлана строго сказала:

      – У тебя не такой голос. И люди так не поют. А только медведи.

      Молча собрались мы. Вышли из рощи. И вот, мне на счастье, засверкала под горой прохладная голубая река.

      И тогда я поднял Светлану. И когда она увидала песчаный берег, зелёные острова, то позабыла всё на свете и, радостно захлопав в ладоши, закричала:

      – Купаться! Купаться! Купаться!

      Чтобы сократить путь, мы пошли к речке напрямик через сырые луга.

      Вскоре мы оказались перед густыми зарослями болотного кустарника. Возвращаться нам не хотелось, и мы решили как-нибудь пробраться. Но чем дальше мы продвигались, тем крепче стягивалось вокруг нас болото.

      Мы кружили по болоту, поворачивали направо, налево, перебирались по хлюпким жёрдочкам, прыгали с кочки на кочку. Промокли, измазались, но согреться не могли никак.

      А где-то совсем неподалёку за кустами ворочалось и мычало стадо, щёлкал кнутом пастух и сердито лаяла почуявшая нас собачонка. Но мы не видели ничего, кроме ржавой болотной воды, гнилого кустарника и осоки.

      Уже тревога выступила на веснушчатом лице притихшей Светланки. Чаще и чаще она оборачивалась, заглядывая мне в лицо с молчаливым упрёком: «Что ж это, папка? Ты большой, сильный, а нам совсем плохо!»

      – Стой здесь и не сходи с места! – приказал я, поставив Светлану на клочок сухой земли.

      Я завернул в чащу, но