Куликово поле. Максим Валерьевич Мочалов

дело мы! Всё войско стоит, блестит! Аж глаза режет! И невольные мысли в голове возникают – как на такое-то руку-то поднять можно? Ну признайтесь, ведь легче поднять руку на татарина, чем на литовца!

      Все нехотя признали правоту Ивана. Действительно, легче зарубить двух татар, чем одного литовца, одетого, как правило, практически точно также, как и русский воин. Владимир Серпуховской хотел было напомнить, что в последнее время богатые татарские военачальники, особенно с Хина, переняли обычай русских золотить доспехи, но тут Великий князь решил взять слово.

      – Вот потому, если средства позволяют, то все и одевают куяк или корацин, а не позволяют, то бригандину. Но если выбирать из первых двух, то, на мой взгляд, всё-таки лучше корацин, ведь в нём пластины нашиваются внахлёст, а в куяке нашиваются впритык. Из-за этого если видишь, что противник защищён куяком, надо бить между пластинами, по кожаной основе, глядишь и пробьёшь её. А в корацине таких слабых мест нет.

      – Будь на враге хоть корацин, хоть куяк, хоть бригандина, или немецкий панцирь, а от удара моего шестопёра все внутренности врага разорвутся, все кости будут перебиты. Ничего не спасёт! – поставил жирную точку в споре Микула, для ясности демонстративно виртуозно махнув шестопёром. Та легкость в движении, с которой хозяин пира так ловко обращался с тяжелым оружием, вызвала искреннее восхищение всех собравшихся, каждый из которых, являясь воином-профессионалом знал толк и в оружии, и в воинском мастерстве.

      – Это точно!

      – Конечно!

      – Согласен!

      – Да ещё и доспех вражий в целости будет!

      – Ну да!

      Окольничий Тимофей Вельяминов, только молча усмехнулся. Он слишком хорошо знал брата, а потому не принимал участия в споре, так как с самого начала понял, что именно хотел Микула…

      …Знаменитый богатырь Григорий Капустин с увлечением рассказывал брату погибшего под Волоколамском во время литовщины Василия Ивановича Березуйского – Ивану Толбуге, как во время последней битвы одним махом разрубил литовского богатыря от плеча до седла, да так, что и седло, и хребет коню повредил.

      – Эх, добрый был конь! – сокрушался богатырь…

      Зелено вино ударило в голову самому младшему сыну Ивана Акинфовича Михаилу, развязным тоном спросившем что-то Андрея Серкиза, за что тут же получил звонкий подзатыльник от своего отца, да такой силы, что не удержался, и упал носом в своё блюдо, под общий смех окружающих. И правильно! Знай своё место! Хоть и знатен род боярский, а всё ж не ровня царскому!

      – Вот изведут Мамай с Тохтамышем друг друга, как ты думаешь, щенок, кого наш святейший Великий князь Дмитрий Иванович на царство поставит в Орде? А? Сына царевича Серкиза! И будешь ты ему в ножки кланяться, да пяточки лизать своим язычком блудливым!

      Михаил под общий смех, поскуливая, рукавом отёр остатки еды со своего лица.

      – Я не хотел, батя! Прости, царевич, если обидел…

      Андрей первым перестал смеяться.

      – Если