Петра. Наталья Минина-Magnalia

делала, не будь этой передышки. Сейчас я не представляю, как маленькой девочкой, я могла находиться под постоянным прессингом. Перманентное состояние стресса преследовало меня с тех пор, как я начала говорить и понимать, что говорю не как все.

      Стоит ли говорить, что я училась в самой привилегированной школе Москвы. Сначала это была гимназия, потом гимназия превратилась в лицей, и мы стали лицеистами. Школьная форма, бейджи с именами, значки. А еще, знание нескольких иностранных языков, углублённое изучение информатики, этикета, бизнес менеджмента и всего прочего, при воспоминании чего меня начинает мутить.

      – Петра, переверни страничку и начни читать же наконец, – еще раз, уже нервно, повторила учительница и подошла ко мне вплотную.

      – В-в-все п-п-примеры п-п-прямой ре-ре-речи, ко-ко-ко-торые… – непреодолимое желание провалиться сквозь землю.

      Задыхаясь, я читала, стараясь не задерживать класс. Ломая под партой пальцы, я то и дело вздрагивала от боли, превозмогая которую, я набирала в грудь больше воздуха, чтобы на выдохе снова задохнуться от спазмов коряво повторяющихся звуков.

      – Знаешь, Петра, когда я была маленькой, я тоже часто заикалась, – как я ненавидела, когда уже немолодая женщина начинала вести себя как глупая девчонка, перед всем классом снова и снова позоря меня. – Были упражнения, которые я повторяла по несколько раз в день. И, как видишь, мне помогло. Сейчас я говорю, как человек.

      «Как человек». Слышите? Она говорит, как человек. Она ощущает себя человеком. А кто я? Я не человек? Я животное? Я зверь? Я птица? Она не догадывается, что я существо – чувствующее боль! Существо, родившееся для того, чтобы чувствовать одну боль.

      – Покажи нам свои упражнения, – дразнили меня дети на переменках. – Вытащи язык, покажи, а может он у тебя дырявый? – хихикали они, видя, как я выбегала из коридора.

      Но куда бежать? С самого начала мне некуда было бежать. В класс идти? А что там? Что выбрать? Новый урок, больше напоминающий пыточную, чем помещение Храма Знаний, или шумный коридор, где каждый норовил передразнить меня.

      Я спасалась в медпункте. До сих пор помню приятную пожилую женщину, которая мне бережно измеряла температуру после чего отпускала домой. У меня часто повышалась температура на нервной почве. Она понимала все, но молчала.

      – Пе-пе-петка, одолжи двести рублей до завтра, – несколько раз на день ко мне подходили девчонки и мальчишки, клянча денег на обед.

      Конечно, у каждого из них было достаточно денег в кошельках, но зачем было тратить свои, если существовала я – Пе-пе-петка, всегда готовая помочь. Эту кличку мне дали еще давно, когда я, представляясь в классе, никак не могла выговорить своё имя. Я не обижалась. Совсем дурёхой была. За глаза, они, конечно, называли меня покруче, но это было неважно. Чем дальше от меня уходило детство, тем больше я старалась войти в себя.

      – Мне кажется, что ты отдаляешься от детей, – часто говорила мне наш школьный психолог.

      Славная женщина, но уж больно разукрашенная. Она