Наследница тамплиеров. Далия Трускиновская

дома без всяких формальностей. Взял и ушел. К той, к любимой.

      Анюта не хотела отпускать, кричала, плакала, и они разругались вдребезги. Так что трудно было предположить, когда муж немного остынет и хотя бы с кем-то из знакомых передаст немного денег на воспитание ребенка.

      – Я никогда в жизни так не кричала, это была не я, – жаловалась Анюта. – Я дура, мне и папа всегда говорил, что я дура… А что я должна была сделать?..

      И она очень жалостно хлюпнула носом.

      Софья Андреевна не умела утешать. Она знала только один способ успокоить плачущую женщину.

      – Ну, не реви, – сказала она. – Если я дам тебе сорок тысяч – тебе этого на первое время хватит?

      – Хва-тит… А отдавать?!

      На кухне всегда были два-три рулона бумажных полотенец. Софья Андреевна оторвала длинную полосу и протянула крестнице.

      – Вытри личико. Отдашь, когда сможешь.

      – А когда смогу?.. Работы нет, мужа нет, ничего нет!

      И крестница опять захлюпала носом.

      – Ты хорошо влипла. Но он оставил тебе квартиру, потом начнет платить алименты. Квартира двухкомнатная, одну комнату будешь сдавать. Ничего, выкрутишься.

      – Про… простите меня…

      – За что прощать-то? Покойная Люся меня просила – не бросай Анютку. Так что – вот, не бросаю. Но должна я тебе сказать, милая крестница, что папа прав и была ты дурой. Обязательно было за него замуж идти? Обязательно было ему сына рожать? Ты же неглупая девка! А тут на тебя помутнение, что ли, нашло?

      – Помутнение, тетя Соня… Я думала…

      – Что думала?

      – Что он меня любит…

      Анюта разрыдалась.

      – Вытирай рожу! – прикрикнула Софья Андреевна. – И высморкайся как следует! Погоди-ка…

      В шкафчике, так высоко и глубоко, что без табуретки не достать, стояла бутылка коньяка. Расставшись с мужем, Софья Андреевна так впряглась в работу, чтобы прогнать из головы посторонние мысли, что домой приползала чуть живая и нуждалась в лекарстве от переутомления. Сперва это были пятьдесят граммов, потом сто, потом она испугалась грозящего алкоголизма: сто граммов каждый вечер, без которых не спится и настроение не поправляется, – это уже опасно. Выливать коньяк в раковину она не стала, просто спрятала – мало ли что? Был у нее рецепт хвороста, доставшийся от бабки, и туда для аппетитного хруста как раз следовало добавлять коньяк. Софья Андреевна очень надеялась, что вскоре за этим вот столом вместо Анюты будет сидеть мужчина, ради которого не жалко потратить два часа на хворост.

      Она с трудом добыла бутылку и, чтобы не мыть лишнюю посуду, плеснула коньяка в Анютину кружку, где еще оставалось немного кофе.

      Средство подействовало. Еще минут пять Анюта хныкала, жалела сыночка Феденьку, который не нужен своему папочке, потом захныкал и Феденька в коляске. Поменяв памперс и дав ребенку в ручку кусок баранки, пригодный, чтобы мусолить, Анюта сказала:

      – Тетя Соня, мне нужно устроиться на хорошую работу!

      – Правильно. А что ты умеешь?

      – Я