Имитация. Елена Бодрова

разбился, а не упал.

      – Ну разбился, разницы-то. Это ветер.

      – Ветер?

      – Сам подумай: они прыгнули со скалы вдвоем. Один из них разбился, с другим все в порядке. Это значит, что он может летать. Логично же?

      – Наверное, – я запахнул воротник плотнее, чтобы снежинки не мочили мне шею.

      – Это ветер, точно тебе говорю. Если ветер прыгает со скалы, он не разбивается.

      – Так можно про многое сказать: про птицу, про бумажный самолет, да и мало ли что еще.

      Гена надулся.

      – Ну и ладно. Я хоть как-то разгадал, в отличие от тебя.

      Достал фантик из кармана и протянул Гене:

      – Молодец. Вот тебе новая загадка.

      Гена взял фантик и стал читать. Даже замедлил шаг, настолько его это увлекло.

      – Кости брошены – это про игральные кости?

      – Не знаю.

      – А зеркала разбиты – это к несчастью.

      – Да, наверное.

      Мне хотелось поскорее оказаться в помещении. Снег залеплял щеки, таял и тек, как слезы.

      – Навсегда исчезнет – это смерть?

      – Не знаю, – я вспомнил про папу. Он тоже исчез. Только непонятно, навсегда ли. Хотя… понятно же. – Да. Смерть.

      – Мрачная загадка. Надо угадать, кто исчезнет, что ли?

      – Не знаю я, – начал нервничать, то ли от снега, от которого приходилось постоянно щуриться и отирать щеки, то ли от этих загадок. Не хотел думать о загадках. Не хотел думать о парне, который дал мне конфету. Совершенно ясно, что это его дурацкие шутки. Но зачем? Мы даже не знакомы.

      – «Ты иль я».

      – Знаю.

      – Что знаешь? Я прочитал последнюю строку: «Ты иль я».

      – А звучит, как… – я не договорил. Забрал у него фантик и прочел загадку еще раз.

      «Навсегда исчезнет кто-то. Ты, Илья?» Черт. Это уже похоже на угрозу. Только при чем здесь «кости брошены» и «разбиты зеркала»?

      – А может, ответ и есть «смерть»? – гадал Гена. – «Кости брошены» – это про судьбу. Фатализм такой: кости брошены, ничего уже не изменить. «Зеркала разбиты» – про несчастье. А «исчезнет кто-то» – явный намек на смерть, ты не находишь? А в конце неопределенность: пока непонятно, кто именно умрет: ты иль я. Фу, жуть.

      «Ты, Илья?»

      Я тряхнул головой. Не позволю какому-то незнакомцу выбить меня из колеи. Зачем ему всё это? Кто он?

      Подошли к Гениному подъезду. Я задумался на минуту. Поднялись на второй этаж.

      – Видел у нас в консерватории новенького?

      – Какого новенького?

      – Парень примерно с меня ростом, может, чуть выше, светловолосый. Лицо обычное, ничем не примечательное.

      – Себя как будто описываешь, – усмехнулся Гена. – Второго такого не видел. На каком отделении учится?

      – Не знаю. А… – внезапно вспомнил: – Мы его вчера с тобой встретили, когда шли в магазин, помнишь?

      – Лица не запомнил. И вообще, я думал, это твой знакомый. А что?

      – Да ничего.

      Гена поковырялся ключом в замочной скважине, открыл, мы вошли в тесную прихожую – вдвоем еле развернешься. Гена щелкнул выключателем, на потолке загорелась хилая лампа без абажура.

      – Это