Через тернии к… чёрной бездне. Юрий и Аркадий Видинеевы

гипотетическая угроза сохранению государственной тайны должна быть решительно пресечена.

      На исходе ночи, ровно в 4:00, в холостяцкую квартиру академика Свиридова вошли суровые люди в штатском и увезли его в закрытое учреждение под благозвучным названием «Рай для самых избранных», где созданы все условия для научного творчества, но …без неподконтрольной связи с внешним миром.

      Вместо послесловия

      Формула гениальности до сих пор остаётся под строжайшим запретом.

      Она слишком опасна.

      Учёные, исследующие психику человека, знают, что гениальность – это оборотная сторона неустойчивого состояния психического равновесия. Поэтому природа, оберегая человека как вид, очень взвешенно регулирует соотношение количества гениев с количеством менее умных, но более психически устойчивых людей. Вмешательство человека в другие сферы природного регулирования уже привело к исчезновению многих видов животного мира, а иные виды подвело к грани полного вымирания. И ещё не найден ответ на вопрос, что будет с человечеством, если произвольно вмешаться в такую непонятную сферу, как природное регулирование количества гениев, расплачивающихся за свои сверхвозможности повышенной уязвимостью психического здоровья.

      Пушкарь от Бога

      Армейская жизнь Алексея промчалась подобно морскому шквалу: в ней была неодолимость могучей стихии, потребность напряжения всех сил, изматывающая усталость, желание быть выброшенным на необитаемый остров, приспособленный для выживания в мирном и благостном одиночестве. В таком одиночестве можно собрать воедино и привести в порядок мысли и чувства, позволить им изливаться сообразно их естественному темпу и напору, отдаться их властному зову, влекущему в неведомую даль, туда, где можно услышать, увидеть и обрести самого себя, потерянного в оглушающей и одуряющей суете всей предыдущей жизни.

      После ухода в запас потребовалось немало времени для перехода в новое состояние души, необходимое для нормальной жизни «на гражданке». Даже сны были не о новой жизни, а о прежней, наполненной сослуживцами, грохотом пушечных стрельб, лязгом металла, дымом, гарью и потом армейских будней. Даже в снах надрывно хотелось вырваться из оголтелого ритма боеготовности, обрести счастливую возможность занятия научно-техническим творчеством, воплотить в жизнь те проекты, которые пофрагментно вызревали в уме, ложились обрывками фраз и прообразом чертежей на клочки бумаги, терялись во время переездов, походов, учений.

      Ох, уж эти неизбывные, прилипчивые сны о прошлой армейской жизни:

      Вот – вездесущий прапорщик Отрощенко. Он о чём-то философствует перед «слонами», которые под видом очарованных слушателей тайно перемигиваются между собою, потешаясь напыщенному скудоумию классического болвана.

      – Самая лучшая служба в армии – у прапорщика, – нравоучительно вещает Отрощенко, сладко прикрывая глаза, будто пробуя эту собственную мудрость на вкус, и находя его восхитительным.

      «Слоны»