Невероятная жизнь малышки Зурбаге. ЛиЛу

первого дня нас возненавидели. Главной семьи была Анастасия Сергеевна, так она нам представилась. Это была девушка не старше двадцати пяти лет, но такой огромной комплекции, что ребенком, я была уверена, в том, что она мамина ровесница. Её муж Витя, длинный, под два метра доходяга, был в самой своей толстой части тела, размером с запястье своей жены. И сыновья Коля и Толя. К сожалению, мне пришлось с ними ходить в сад и школу.

      Ни была уже очень слаба. Она полностью потеряла контроль над своим телом, но разум ее был ясный. Каждый день она заставляла меня сидеть рядом с ней и заучивать фразу «Всё в Севастополе». Я понятия не имела, что это значит, но из-за того, что эта фраза постоянно крутилась у меня в голове, я её и не забыла. Нина умерла спустя полгода, после нашего переезда. За это время она успела подружиться с тётей Светой. Когда мама сказала ей, что Ни больше нет. Тётя Света показала маме пухлый конверт с наличными, которые Нина накопила на свои похороны. После этого тётя Света взялась за решение всех организационных вопросов. Маме нужно было только выбрать костюм для Нины. Поминки устроили в нашей комнате. На них пришли все соседи. Больше из любопытства, чем из-за желания проститься. Анастасия как сурок совала свой нос во все щели и замочные скважины. Хорошо, что Ни приучила маму закрывать складскую комнату и никому не рассказывать, что там. Анастасия вся извелась в тот день, пытаясь проникнуть туда. Когда всё закончилось, и соседи разошлись, мама села в комнате Ни и заплакала. Она была для нас всем. Почти год мы с мамой прожили, как затворницы изредка выходя на улицу за продуктами. Только стабильно, раз в месяц, мы ездили в Москву за арендной платой.

      Глава 2.

      В какой-то момент мама взяла себя в руки. Она отдала меня в детский сад, а сама устроилась поваром в ресторан недалеко от дома. Я ходила в одну группу с Колей и Толей, и не будут вдаваться в подробности, но каждый день эти маленькие звери устраивали мне ад на земле, а воспитатели, боясь связываться с их мамочкой, закрывали на это глаза. Травлю останавливали только тогда, когда они начинали меня бить. Мама видела синяки и ссадины, но, к сожалению, ничего не предпринимала, и воспитатели, поняв это, полностью пустили эту ситуацию на самотёк. Я маленькая пятилетняя, единственная чернокожая девочка на весь город, ежедневно подвергалась унижениям и всему миру было на это плевать. Это было на столько страшно, что мой мозг, каким-то образом стёр отдельные моменты и зафиксировал только факт травли. Я под дулом пистолета не расскажут, как именно они надо мной издевались. Всё детство полностью стёрлось из памяти.

      Каждый день мне приходилось до одиннадцати вечера сидеть в ресторане, в котором работала мама. Директор ресторана очень любил, когда я приходила. Сейчас я понимаю, что меня там, как цинкового зверька держали у самого большого окна. У меня был отдельный столики с игрушками, фломастерами и другими детскими развлечениями. Люди ели и смотрели как темнокожая крошка развлекается. Настоящий человеческий зоопарк.