Марго. Клёнов

раздался чей-то голос, и его рука указала нужное направление. Все устремились в ту сторону.

      Вначале появился небольшой ветерок, который с каждой минутой нарастал все сильней и сильней. Я совершенно не умела скакать галопом, и мы с Максимом Владимировичем постепенно отстали от нашего отряда. В небе потемнело, а воздух стал намного горячей. По земле быстро покатились щепки, веточки, сорняк, набирая все большую скорость, и стало понятно, что доскакать до укрытия за скалой мы не успеем – тем более что мы так ее и не увидели. Максим Владимирович резко остановил наших коней и, ловко спрыгнув, помог мне спуститься на землю.

      – Быстро заматывайте себе лицо! – скомандовал он. – Иначе песок его посечет!

      – Чем заматывать? – растерянно проговорила я.

      – Платком, платьем, в конце концов, чем угодно! – он кричал мне прямо в лицо, так как ураганный ветер мгновенно уносил его слова далеко в сторону.

      Сняв с лошади скатанную шинель и вещевой мешок, Максим Владимирович достал из него батистовую сорочку и стал обматывать себе голову, показывая мне, что надо делать. Я тотчас сняла с себя шарф и последовала его примеру. Огромная коричневая стена песка нарастала и приближалась к нам с огромной скоростью, и Максим Владимирович, не церемонясь, схватил меня и повалил наземь. Положив мешок прямо перед нами, он укрыл нас обоих своей шинелью. Подвернув под нас, он сумел застегнуть на ней несколько пуговиц, и мы оказались тесно прижатыми друг к другу. Было ужасно неловко оказаться в такой деликатной ситуации, но обстоятельства, в которых мы пребывали, не оставляли мне выбора, заставив смириться с таким положением. Через несколько мгновений неукротимая стихия накрыла нас со всей своей неистовой силою. Шинель стало рвать из стороны в сторону, яростный ветер пытался стащить ее с нас и унести куда-нибудь подальше, в коричневую жуткую мглу, но каким-то необъяснимым чудом она продолжала держаться на нас и защищать от смертоносного песка и пыли. Мое сердце билось как сумасшедшее, пытаясь вырваться из груди, голова раскалывалась, песок пробирался во все щели, и казалось, что поступающего в легкие воздуха совершенно не хватает. Сколько продолжалось это безумство, понять не представлялось возможным – наверное, несколько часов; и когда, наконец, буря стихла, сознание наше было измотано до крайности. Еле живые, мы долго не могли подняться и оставались лежать на одном месте без какого-либо движения. В ноздрях, в ушах и даже в глазах чувствовался песок. Во рту все пересохло, а голова раскалывалась от неимоверной жары, и еще очень хотелось пить. Первым пошевелился Максим Владимирович – он с трудом высунул руку из шинели и сумел одну за другой расстегнуть все пуговицы. Скинув шинель, он перевернулся на спину, дав мне возможность вздохнуть полной грудью. Вот только желанного облегчения это не принесло – воздух был густым и горячим. Еще почти четверть часа мы пролежали так, собираясь с силами и приходя в себя.

      И снова первым сумел подняться Максим Владимирович. Он сел и, подтянув