Рукопись, найденная в Верхнем Заливе или Белая Лошадь. Анна-Нина Коваленко

он из Москвы, из болгарского посольства: «Адрес Стойчо Стефанова Чомарова: Болгария, Стара Загора, улица Николы Каменова, дом двадцать пять.»* (*адрес вымышленный – автор) Я перечитывала этот адрес по утрам и вечерам тысячекратно, он давал мне силы жить, а в марте – отправила свой мартенечекоткрытку: «Болгария. Стара Загора. Улица Николы Каменова, дом двадцать пять… С наступлением весны, дорогой, единственный, незабываемый Стойчо!» (Синие пролески…) Волновалась: что сказать о себе в следующем письме? Ассенизатор-и-водовоз*(*У Маяковского: «Я ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный»), рисующий цветочки? Как – о Снежане? И потом, с какой стати, почему она носит его отчество ? (А чьё ещё могло быть на уме? От Брони на этот счёт тоже не было никаких инструкций…) Хотя – странно? – Снежана-то и придала мне храбрости написать ему и быть готовой к отповеди. «Вы мне писали? Не отпирайтесь!» (Пушкин, «Евгений Онегин».) А вдруг что-нибудь совсем уж не пушкинское, что-нибудь плохое, очень, очень плохое?.

      Волновалась я напрасно – он не ответил. Прошёл год. Настал март. Опять я ему свой мартенечек. Он не ответил снова. И так – много, много, много вёсен… «Один. Два. Три…»

      B Пушкинском музее* (*Музей Изобразительных Искусств им. Пушкина) устроили («привезли») выставку графики Марка Шагала. Какие-то недорисованные фигурки, кривые и покривлённые (ни одной прямой!) линии… Я не знала, что о таком искусстве подумать, что сказать. И Изабеллы рядом давным-давно не было. Вдруг она, моя девочка, соскочила с моих рук и пройдясь ещё раз по залу вдоль стен, остановилась перед одной работой, запела:

      – Сидел в траве кузнечик,

      Совсем как огуречик,

      Совсем как огуречик,

      Зелёненький он был!

      Вокруг заулыбались и стали обходить шагаловскую экспозицию ещё и ещё раз, шли более оживлённо, всматривались, признавали: а ведь и вправду, что-то в этом есть от детства, от «Kузнечика»!

      ***

      …Четыре. Oднажды вечером, сидя дома, затянула я старинную русскую песню: -

      У родимой мамоньки

      Дочь была одна.

      Не собравшись с рaзумом,

      Замуж отдала…

      Кончилась песня. Снежанка, прослезившаяся, обратилась ко мне:

      – Родимая мамонька! Не отдавай меня замуж! Обещай: не отдашь!

      Я обещала. Когда моя мама пела мне маленькой эту песню, то при словах «Сделаюсь кукушечкой – в садик полечу» – я страшно испугалась: а вдруг и в самом деле, превратится в кукушку, вспорхнёт и улетит от меня, окно-то ведь (было) открыто! Сидела тихо-тихо, не шелохнувшись, до конца песни.

      Пять… Проснулась Снежанка ночью и зашлёпала босыми ножками в угол, где стояли мои картины (как-то незаметно я стала писать картины, в основном, натюрморты, цветы, и ещё лица – так, для души…)

      – Доченька, ты куда?

      – Хочу посмотреть ещё раз на Лошадку.

      Это она об одной моей работе, там на кусочке картона изображена белая лошадь, бредущая по некоему заливу, красному от заката невидимого Солнца, и с подснeжником в зубах… Днём повела мою девочку к детскому