В небо на сломанных крыльях. Как мы на костылях и каталках спасали Вселенную. Евгений Давидюк

что-то там улыбаются, шепчутся – ничего не слышно. Воспиталка с медсестрой на них смотрят – застыли, как статуи. «Ага, – думаю я. – Момент истины! Сейчас она расколется Еноту!» А сам краем глаза на наших пацанов смотрю… Ну, на тех, что по койкам, как на диванах, развалились. «Вот если заржёт сейчас кто, – думаю, – сразу по кумполу тростью получит! Убью!» Но и пацаны все… как будто им «замри!» сказали… сидят, рты разинули, только глаза пучат. И ни гугу.

      Я потом спросил Енота, о чём шептались они. А он улыбался так загадочно. «Да она мне то же самое, что медсестра наша, Никитишна, говорила. Только – ещё душевнее! Проникновенно так!» Енот, он такие словечки знает! Но это – потом уже было.

      А тут Алина… Смотрит на меня с той стороны стола и говорит:

      «Ты чего друга не поддержишь?»

      «Как?» – спрашиваю.

      «Вот недогадливый какой-то! – ржёт, значит. – Хоть бы меня пригласил… Раз уж ты теперь такой старший вожатый на наши головы».

      Я – в отрубе! Андрюх, я ж даже с Веркой никогда не танцевал. Ну, это… не могу. Комплекс у меня. Верка всё понимает. С обниманцами у нас с ней нормально и без танцулек.

      Я – Алинке:

      «И чего? Я на этих скрипеть перед тобой буду?» – И стучу тростью по аппарату, чтоб погромче звенело.

      А она мне:

      «На этих и будешь! Ты что, лётчика Маресьева забыл?»

      Встаёт, стол обходит и… и знаешь, прямо как башня надо мной. Как маяк! Глаза над железками её так и светятся! И руку свою так в сторону отводит… как когда вальс танцуют, только немного ниже. И говорит. Точнее приказывает:

      «Трость поставь к столу. Обопрись правой».

      Я, как под гипнозом, команду её выполняю. Кладу руку на её ладонь. Чувствую – холодная. Тоже волнуется.

      «Вставай! – говорит. – Поднимайся!»

      Я другой о спинку стула опёрся, встал.

      «Теперь, – говорит, – этой рукой мне на плечо опирайся… Ничего. Я буду за кавалера. Не стесняйся», – так и говорит.

      Мне куда деваться! Положил ей правую руку на плечо.

      «Стоишь?» – спрашивает.

      «Стою, – отвечаю ей. – Только не понял я, кто у нас старший вожатый и на чью голову».

      Она смеётся. В общем, обстановка слегка разрядилась. Она говорит:

      «Давай тоже что-нибудь любимое вспомним. Может, что-нибудь из Дассена?»

      «Ну, из Дассена, так из Дассена, – говорю. – Названий не знаю. Ты мелодию напой. Я вспомню».

      Она и напела… Она тихо напевала, и мы танцевали! Прикинь! Мы танцевали, кореш! Я тебе скажу, так я бы смог целый час танцевать тогда… Только воспиталка хватилась. Про поздний ужин вспомнила, за кефиром побежала! А там и проверка уж пошла… Дело к отбою… В общем, дискотеку пришлось сворачивать… столы выносить и всё такое. А у меня всё это перед глазами ещё и ночью стояло… И эта музыка. Дассен… Алинка же выше меня. Пока танцевали, у меня прямо перед носом этот обруч от корсета её, это наше проклятое железо! И так мне её жалко стало, Алинку! Думаю, как она с этим жутким ошейником живёт, с этим чёртовым таганом! Головы ж не опустить! Но она молодец – год назад и шевельнуться не могла.

      – И после всего