Последние сутки доктора Фауста. Мария Юрьевна Гурова

завету Франсиско Гойи его разум уснул наяву и породил таких чудищ, каких испанский художник в жизни бы не придумал нарочно. Это было поистине волшебное время, в котором Фауст мог нарушать законы физики, или хотя бы быть уверенным, что у него это получается. Вряд ли его становление можно было представить без тайного кружка таких же фантазеров, заворожено изучающих как антологию средневековых алхимических трактатов, так и современные изыскания не самых убедительных, но, безусловно, убежденных в своей правоте, авторов, утверждающих, что они способны измерить человеческую ауру с помощью электронных приборов. Сегодня Фауст мог провести линию от точки его рождения к точке, поставленной на его жизни: на ней вся его история была лучшей метафорой развития философии. Подростковый кружок доморощенных колдунов был его Средневековьем. И оно впадало во времена неутомимого студенчества и Возрождения – эпоху сумасбродных экспериментов, безумных теорий и, конечно, бунта против всех канонов. Эра беспечных заблуждений и радости от их приобретения. Тонкая грань, пролегающая между ведьмовским шабашем и форумом парапсихологов, стерлась также легко, как рухнула Берлинская стена. Альтернативная наука была интересна, но еще очень удобна, ибо обещала легкие решения. А когда тебе двадцать лет, все твое естество требует легкости и свободы. Академическое знание существовало для экзаменов, а магия – для мирового господства. Конечно, масштабы последнего были притягательнее степендии. На этом моменте нужна яркая история какой-нибудь очередной выходки, навылет безумной. Был у Фауста друг Корнелиус – не очень умный, но безмерно амбициозный. Корнелиус был фанатом всевозможных ритуалов. Оригинальные средневековые тексты, помноженные на его фантазию, в сумме выдавали сложно реализуемые задачи. Когда они учились на четвертом курсе, Корнелиус заявил, что настало время их инициации в алхимики. Источник, в котором описывался обряд, был спорным, но сама церемония весьма затейливой. Смысл заключался в том, чтобы по одному из имеющихся рецептов создать что-то наподобие разрывного ядра, и с его помощью подорвать значимый культурный, исторический или идеологический объект. В общем, 10 ноября 1989 года от Вальдеса, Корнелиуса и Фауста досталось одному из участков Берлинской стены. Сам Корнелиус получил ожоги сорока процентов тела и бесценный опыт, гласящий, что не стоит делать бомбы по рецептам XVII века «на коленках». Остальные отделались шоком, потому что спешно удрали и скрылись в толпе. А через полгода Вальдес влетел в библиотеку с «Вольтером». Не очень у Фауста друзья, конечно, были.

      Хотя и он, следует сказать, не отставал. Апогеем подобных идей, по мнению его однокурсников, стал выбор профессии с помощью гадальных карт. Сегодняшний Фауст понимал, что из всех его юношеских странностей эта была наименее нелепой. К картам он прибегал всякий раз, когда имел спорные вопросы. Фауст гадал на таро, на игральных картах, на картах рун и многих других. «Первое использование карт в Европе относится к 1329