Один такой. А. Я. Миров

Но симпатизировать же кому-то надо?! Чай не в политическом вакууме живут. Ориентир же ж нужен. Двигаться-то, собственно, куда?

      – Да в Европу! – лихо махнул кто-то когда-то.

      – Да! В Европу! – подхватили тогда же какие-то остальные.

      Эх, в Европу так в Европу. А в Европе у нас что? Какие весомые отличия? Чтоб вот обмазаться ими с ног до головы, и каждый встречный-поперечный моментально в горячем пиетете ниц грохался.

      – Ну, во-первых, это свобода! – единогласно осенило жителей.

      Да, свобода – это хорошо. Свобода – это точно по-европейски. Только вот здешних, вроде как, никто и не зажимает. Прав у жителей – завались. Хочешь, эти права так ешь, хочешь, на зиму маринуй. Были, конечно, мелкие потуги да вкрадчивые посягательства из центра: когда в местной Управе вежливые звонки не только раздавались, но заодно и интересовались, мол, говорят, вы там у себя забор установили. На что тутошнее вече бесцветным голосом рапортовало:

      – Так это не говорят, а наговаривают. Забор, естественно, имеется, но то эстетика, а не эгида. Посему извольте нас не тревожить более подобными инсинуациями.

      И главная власть изволила. Звонки прекратились, а селектор так и не провели. Посовещавшись сами с собой, жители положили, что пришла пора обидеться окончательно. Мол, вот настолько им там, в зажравшейся нерезиновой на нас плевать. Нет, вы подумайте, даже уговаривать не стали. А раз так, то самое время переходить ко второй части европейской инициации. Что там у нас далее по списку? Чем там в Европах промышляют?

      – Говорят у них не по-нашему! – выплеснул в лицо мэру один из присутствующих.

      – Не по-нашему, – выдохнул согласие глава города.

      Оказалось, не так-то это и легко – европейские ценности на себя натягивать. Это ж что теперь – весь люд переучивать на другой лад? А на какой другой? Их же, этих ладов, будь они не ладны, там столько, что никакой запоминалки не хватит. И чего это вообще они, ну то есть мы, должны переобуваться? Нам эти лапти испокон веков ноги жмут. Мы, в конце концов, уже к каждой грамматической мозольке привыкли. Зачем нам от этой великости и могучести отказываться?

      – Нет и ещё раз нет! – мэр хлопнул себя по выдающейся грудной клетке пухлой рукой.

      – А как же Европа? – пискнул неопознанный с задних рядов.

      – А мы ей, Европе твоей, привет по-другому передадим! Город наш обозначим на латыни. Латинский же все понимают? Ну в Европах-то поймут? Поймут! Поймут и узнают, что есть, есть такой островок в этом океане монархических скреп, который хоть и омывается недемократическими водами, но сам себе вполне наплаву!

      Громкие аплодисменты умаянного деспотично душным помещением электората поставили точку в окончательном превращении города в часть Европы. Правда, в процессе так называемого колдовства вынырнул один вопросик. Небольшой такой, но, зараза, важный: с какой конкретно буковки этого самого иноземного алфавита начинать писание? С этой вот или вот с той? Они ж, буковки эти ненашенские, обе