Ситуевины. Алиса Атрейдас

ти старушки никто в дом не наведывался, только вот продать приехали. Спрашиваем, забирать будете вещи? Они в ответ: зачем нам этот хлам, мы иконы забрали, а остальное можете выкинуть. Муж на стены посмотрел, где светлели квадратики от икон.

      – А фотографии что же не взяли?

      Со стен деревенской избы смотрели женщины, мужчины, дети… Целая династия. Раньше любили стены фотографиями украшать.

      Я помню, к бабушке приедешь, а у нее новая фотография в рамочке появилась – моя и сестренки.

      – Я, – говорит бабушка, – до зорьки проснусь, родителям поклон, мужу поцелуй, детям улыбнусь, вам подмигну – вот и день начался.

      Когда бабушки не стало, то мы добавили ее фотографию на стенку и теперь, приезжая в деревню (которая стала именоваться дачей), всегда утром бабушке шлем воздушный поцелуй. И кажется, что в доме сразу пахнет пирогами и топленым молоком. И чувствуется бабушкино присутствие. Дедушку мы никогда не видели, он в войну погиб, но его фотография висит в центре. Бабушка много про него рассказывала, а мы в это время на снимок смотрели и нам казалось, что дедушка с нами сидит, только было странно, что он молодой, а бабушка уже старенькая. А теперь вот ее фотография висит рядом с ним…

      Для меня эти выцветшие снимки настолько ценные, что если бы стоял выбор, что забрать, то я бы, несомненно, забрала фотографии. А тут их не просто одиноко оставили на стене и в альбомах, но и цинично записали в хлам. Но, хозяин – барин.

      После покупки мы принялись за уборку и, знаете, рука не поднялась выкинуть вещи этой женщины, которая жила для своих детей и внуков, а они ее просто бросили…

      Откуда я это знаю?

      Она им письма писала. Сначала писала и отправляла, без ответа. А потом перестала отправлять и три аккуратные стопочки любви и нежности так и покоились в комоде. Каюсь, прочитали…, и я поняла, почему она их не отправила. Побоялась, что затеряются, а тут они в сохранности, она думала, что после ее смерти, они все же прочитают. А в письмах целая история: про годы жизни в войну, про ее родителей, бабушек, дедушек и пра-пра – она пересказывала то, что ей поведала ее бабушка. Чтобы не умерли семейные ценности. Чтобы помнили. Как выкинуть такое?

      – Давай, отвезем ее детям? – предложила я мужу, глотая слезы. – Такое нельзя выкидывать!

      – Думаешь, они лучше внуков? – с сомнением протянул муж. – Ни разу, вон, не появились…

      – Может они старенькие, больные, мало ли…

      – Я им позвоню, спрошу.

      Через внуков узнали телефон и услышали бодрый женский голос:

      – Ой, да, выкиньте вы все! Она нам эти письма пачками слала, мы даже не читали в последнее время! Ей делать там нечего было, вот она и развлекалась…

      Муж даже не дослушал, трубку бросил. Говорит, вот стояла бы она сейчас рядом, придушил бы!

      – А знаешь что? Ты же писатель, вот и переложи эти письма на рассказы.

      – Они потом предъявят…

      – Да, они, я уверен, и книжки-то такие не читают! – хмыкнул муж. – Но я ради тебя съезжу к этим, тьпу, прости господи, возьму у них письменное разрешение.

      И он действительно съездил и оформил все нотариально. А я, тем временем, добралась до подполья. Знаете, в деревенских домах прямо из избы спускаешься вниз под пол и там прохладно так, вроде погреба. А там банок с соленьями, вареньями… А на каждой баночке бумажка приклеена с выцветшей надписью: "Ванятке его любимые грузди" – Ванятка умер десять лет назад, так и не пригодилась баночка; "Сонечке лисички"; "Соленые огурцы для Анатолия"; "Малина лесная для Сашеньки"…

      P.S. Всего у Анны Лукьяновны было 6 детей. Все они умерли раньше нее (в основном несчастные случаи), кроме последней, поздней дочки, которая записала все в хлам…

      А мама ждала, что дети приедут с внуками, заботливо катала банки, с любовью подписывала… Последние банки с грибами датированы прошлым годом, ей на тот момент было 93 года. 93 года!!! А она в лес ходила, чтобы внучкам грибов, ягод насобирать! А они…

      Я тебя никогда не любил

      – Я тебя никогда не любил, – этими словами Валера припечатал Катю к стенке.

      Она тяжело привалилась к ней спиной, чувствуя, как подгибаются колени.

      Зачем он это сказал? Ну, нашёл другую, бросил её, Катю, после десяти лет совместной жизни. Ну и иди. Будь счастлив с другой. А она, Катя, восстановится, найдёт в себе силы жить, снова полюбить. А сейчас, после таких слов, как это сделать? Как? Это, наверное, самые страшные слова. Ведь они перечеркивают все то, чем ты жил, во что верил.

      Я тебя НИКОГДА не любил!

      А что это тогда было? Катя вспоминала, как он пел под окном песню в её день рождения, когда она попала с аппендицитом в больницу. И как все в палате завидовали их любви. А это была и не любовь вовсе.

      Или, когда Валера