Голос. Надежда Александровна Шарыпова

В голове гулко стучало, пока зачитывали список. «Двойка, это ведь не про меня!» – с отчаянием думала Настя. Но, как не странно, её фамилия не прозвучала совсем. На перемене Настя украдкой взглянула в журнал, нашла столбик с отметками, себя. «Как это».– Там красовалась «Н». – «Не было на уроке? Но я была!» До конца занятий она пребывала в замешательстве. «Может эта плёнка вокруг скоро станет совсем непрозрачной, может, они меня уже не видят?»

      Домой она шла словно в забытьи, небо неслось куда-то мимо, до головокружения. Возле столовой стоял её старый знакомый. Бензовоз, одинокий и неухоженный, вызывал раздражение. Проходя рядом, Настя пнула его по колесу. Вдруг мысль, словно искра, промелькнула в голове, вывела её из оцепенения. « А что если… Бум! Славный выйдет костерок! Далеко видать!» И в голове её раздался взрыв, зазвенели стёкла, языки пламени заплясали перед глазами. Кривая ухмылка появилась на лице. Решение было принято.

      ***

      Девочка сидела на лавочке и доедала мороженое. Мужчина ласково смотрел на неё, затем перевёл взгляд на траву за скамейкой.

      – Смотри, лютики! – Первые весенние цветы желтели в траве. Девочка соскочила с лавки, быстро обежала её и присела, разглядывая лепестки. Почва была песчаной, вокруг копошились чёрные муравьи, строили свой подземный дом.

      – Угости их. – Предложил мужчина. – Отломи вафельку. Девочка взяла кусочек стаканчика, подцепила им, как ложечкой, немного мороженого и положила на землю. Муравьи деловито обступили лакомство. Один пытался утащить вафлю. Двое засмеялись. Понаблюдав, девочка вернулась к мужчине.

      – Теперь домой? Довольна?

      Девочка обхватила мужчину руками, как могла, прижалась к его груди.

      – Папочка мой любименький!

      ***

      Настя Звягинцева, четырнадцати лет, родилась в маленьком шахтёрском городе, в семье шахтёра и домохозяйки. Не то что бы у мамы не было профессии, когда-то она шила верхнюю одежду, но отец считал себя в состоянии обеспечить семью, и многие в их окружении поступали также. То, что это не совсем типично для советской ячейки общества, Настя поняла позже. Дом, кирпичная пятиэтажка, восемь подъездов и сто двадцать квартир, был кооперативным, со всеми вытекающими последствиями. Здесь жили люди с хорошей зарплатой, предпочитающие у государства ничего не клянчить, не мыкаться по углам, дожидаясь своей очереди на жильё, а приобрести квадраты на свои законные деньги. Двухкомнатная, с маленькой кухней, но всё-таки своя квартира. Дом в округе называли еврейским. Хотя жили здесь люди разных национальностей. Удачным замужеством считалось заниматься воспитанием детей, не работая. Конечно, случались исключения. Некоторые мамы обладали экзотическими профессиями. Одна трудилась на конфетной фабрике, обеспечивая полдома дефицитными сладостями к праздникам, другая – в банке, и, хотя до банкирши она не дотягивала, одно слово «банк», такое несоветское, вызывало удивление и трепет, третья – в ресторане, что было неутолимой печалью её мужа. Сколько раз соседи слышали его вечернее выступление, которое заканчивалось неизменным