Лондонский ежик в подмосковном тумане. Сара Корнефф

и убежал, и видение исчезло.

      – Пере…?

      – Пересрала, но это непристойное выражение

      – Пересрала. Очень выразительно.

      – А почему ты спрашиваешь?

      – У меня такое тоже бывает, когда сильно испугалась..испугиваюсь..

      – Когда сильно пугаюсь

      – Точно. Но у меня это как timeline… как это…

      – Я поняла…

      – Это как будто перемещение кадр за кадром, очень медленный

      – Очень медленно

      – Да

      – А перемещение по этой монтажной линии только слева направо возможно?

      – Я о таком не думала. В следующий раз, когда сильно испуги..

      – Испугаюсь

      – Испугаюсь, попробую подвигать кадры справа налево

      – Ок, расскажешь тогда. Как у вас там погода?

      – Дерьмовая

      – У нас тоже

      Побеседовав примерно часа полтора, подруги “расцеловались” и расстались, вполне довольные жизнью и друг другом.

      А через несколько дней Бринуля, к несказанной радости и удивлению Ксюхи, прислала сообщение, в котором выражала намерение приехать в Россию. “Брин собирается выползти из своей раковины”, – с изумлением думала Ксюха. И я смогу взять в ладошки ее лицо, поцеловать любимые ямочки. В этот момент ноги ее сладко подкосились. Господи, я увижу Брин?

      А потом все как-то закрутилось: дела, дела, дела. Общаться через Тичазу стало совершено некогда, и их общение как-то незаметно переместилось в Вотсап. И если они не отсылали друг другу по сто сообщений в день, то это значило, что день выдавался совсем уж адски загруженный.

      Год несся к своему завершению, и однажды темно-серым утром Ксюха проснулась с улыбкой от уха до уха: сегодня к ней прилетит ее Брин.

      Брин, 30-е декабря

      Ксюху она узнала тотчас же, как только вышла из зоны таможенного контроля, сердце провалилось куда-то вниз, встало, заколотилось снова, часто-часто, Брин побежала было к ней, но от бега удержал весьма увесистый ее чемоданище на колесиках, который Брин тянула за выдвигающуюся ручку, она бросила к чертям собачьим чемодан, краем глаза увидев, что тот, обладая нехилой такой инерцией, продолжает самостоятельное движение, подрагивая на местах стыков напольной плитки. “Чемодан из дерева магической груши на ножках”, – подумалось некстати. Она подскочила к Ксюхе, все еще высматривающей ее несколько в стороне, хотела крикнуть “Ксюха!”, но из горла выдохнулось лишь какое-то хриплое “К-х”. Тут Ксюха увидала ее, округлила глаза, налетела, с неженской силой сжала в обьятиях, вытолкнув из легких Брин весь воздух. Они стояли так, прижавшись друг к другу и покачиваясь из стороны в сторону, как два китайских болванчика. “Мой хороший, мой родной”, – жарко и щекотно шептала Ксюха в ухо. Брин вдохнула, наконец, и выдохнула “Привет”. “Т-ты что, курила?” Ксюха рассмеялась: “Ну тебя в баню, я пиздец как нервничала, понятно?” Сбоку раздалось покашливание: “Здрасьте. Костя. Я извиняюсь, чемоданчик вот ваш. Зря бросили. Попрут”. Брин поздоровалась с Костей, от переизбытка чувств сделав то, чего с незнакомыми и даже малознакомыми мужчинами