Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга первая. Встречи и знакомства. Александр Бедрянец

страданий и подвигов, каждый получает своё: антигерой вариант плохой стабильности – разбитое корыто, тюрьму или могилу, а герои получают счастливую стабильность, но вся их послеповествовательная жизнь обычно укладывается в пять слов – они жили долго и счастливо. Более продуманные авторы добавляют ещё пять слов – и умерли в один день. То есть не оставили героям даже маленького шанса на страдание – возможности поубиваться на могиле своей половины. Иначе говоря, если люди и в самом деле когда-то наладят для всех жизнь без страданий, то это будет конец литературы, она просто вымрет с голодухи, как мамонты. Впрочем, это ещё не скоро. Тем не менее, это ограничение опосредованно влияет и на самих авторов. Если человек не испытывал определённых страданий, или, по крайней мере, не был их прямым свидетелем, сострадальцем, то он просто не в состоянии дать какие-либо их описания. Действительно, чтобы писать о горах, городах или пустыне, нужно там побывать, увидеть, ощутить запахи и услышать звуки. Должен быть багаж жизненного опыта прямого участия в событиях или наблюдения их, создающий представления. Даже пустое фантазирование отталкивается от чего-то реального. Взять титанов литературы; у них самих, как правило, биографии такие, что ахнешь. У Достоевского не жизнь, а чисто триллер, впечатлений ещё лет на сто сочинительства. Впрочем, что великие, тут хотя бы до уровня Донцовой дотянуться. Но и это вряд ли.

      Родители мои имели нормальное представление о счастливой жизни, и в соответствии с этим приложили все силы для устройства моего жизненного пути, сделав его предельно гладким, без ухабов и проблем. И немало в этом преуспели. Я им благодарна. За то, что родили меня здоровой и не уродливой. Правильно воспитали, приобщили, образовали, оградили от дурного влияния, плохих привычек и нежелательных знакомств. Выдали замуж за приличного человека.

      Но нет в жизни совершенства. Настал момент, когда оглянувшись назад, я вдруг поняла, что из прожитых сорока лет мне нечего вспомнить. Совсем, совсем нечего, кроме того случая из детства. Меня никогда не били, не грабили, не насиловали. У нас не было пожара и затопления. Не было врагов, тайных и явных. С мужем, интеллигентным, тихим и непьющим человеком, мы никогда не скандалили, измен не было, и денег на скромное, но достойное существование хватало. Но теперь я понимаю Берти Вустера, который просил своего ментора Дживса: – «Дайте мне совершить ошибки молодости, а то ведь после вспоминать будет нечего». Теперь, я, кажется, начинаю понимать своего бывшего мужа, и почему он ушёл. Пристойно, без скандала и без какого-либо внятного повода. Напоследок, с какой-то тоской лишь сказал: – «Господи, до чего всё гладко, зацепиться не за что. А так хочется кому-нибудь дать в морду». Однако развод трагедией не стал, и всё обошлось как-то буднично. Видимо что-то в нашем браке было не так, или чего-то не было вообще. Интересно, а жила ли я все эти годы? Может просто существовала? И как теперь быть?

      Звук тормозящего у очередной остановки автобуса вернул в реальность.