Годы риса и соли. Ким Стэнли Робинсон

сквозь деревья, растущие вдоль его берегов, в двух или трёх ли к востоку. Там возвышались насыпи из земли и брёвен, говоря о ремонте или работах по благоустройству. Болд и Киу держались на расстоянии, стараясь избежать встречи с солдатами и префектами, которые могли патрулировать канал в этот злополучный день.

      – Хочешь воды? – спросил Киу. – Как думаешь, мы можем здесь напиться?

      Он был осмотрителен. Болд, конечно, понимал, что бдительность им необходима. На берегах Великого канала на Киу, возможно, не взглянули бы дважды, но у Болда не было при себе документов, которые местные блюстители порядка вполне могли попросить его предъявить. Так что держаться Великого канала постоянно не вышло бы, как не вышло бы и держаться вдали от него. Оставалось подбираться к каналу наскоками, смотря по ситуации. Возможно, идти придётся по темноте, что затормозит их путешествие и сделает его ещё опаснее. С другой стороны, едва ли каждого из проходящих и переплывающих через канал в этом огромном потоке людей станут проверять на наличие документов – не факт, что эти люди вообще имели их при себе.

      И они смешались с толпой и двинулись по дороге вдоль канала, Киу тащил свой узелок и цепи, подносил воду Болду и делал вид, что не понимает ничего, кроме элементарных приказов. Он пугающе правдоподобно изображал дурачка. Одни рабы тащили баржи, другие крутили лебёдки, поднимая и опуская шлюзовые ворота, через равные промежутки времени прерывающие течение воды в канале. Мужчины часто шли парами: хозяин и слуга или хозяин и раб. Болд всячески распоряжался Киу, но из-за волнения не мог получать от этого удовольствия. Кто знает, каких неприятностей ждать от Киу на севере. Болд не понимал собственных ощущений, мысли менялись с каждой минутой. Он всё ещё не мог поверить, что Киу вынудил его совершить побег. Он снова зашипел: он получил безграничную власть над юношей, и всё-таки боялся его.

      На новой небольшой мощёной площадке, рядом с клетками из новой неотёсанной древесины, офицер из местного ямэня и его подчинённый останавливали каждого четвёртого или пятого. И вдруг они махнули Болду, и тот повернул к ним вместе с Киу, охваченный внезапным отчаянием. Его попросили предъявить документы. Офицера сопровождал чиновник в мантии, превосходящий его по рангу, – префект с нашивкой, изображающей парных ястребов-перепелятников. Символика с рангами префектов считывалась легко: самый низкий ранг изображал перепелов, клюющих землю, а самый высокий – журавлей, парящих в облаках. По всему выходило, что фигура была довольно высокопоставленная – возможно, он разыскивал поджигателя из Ханчжоу. Болд не знал, что сказать, его тело напряглось, готовое сорваться на бег, когда Киу залез в свою сумку и передал Болду стопку бумаг, перевязанных шёлковой лентой. Болд развязал ленту и вручил свёрток офицеру, недоумевая, что там могло быть написано. Он знал тибетский на уровне молитвы «ом мани падме хум», слова которой были вырезаны на каждом камне в Гималаях, но в остальном не мог похвастаться грамотностью, а китайская письменность, где каждая черта отличалась от остальных, напоминала ему следы куриных лапок.

      Служащий