Интендант третьего ранга. Анатолий Дроздов

лужок у деревни, где Семен расседлал их, спутал и оставил пастись. В дом ввалились уже совсем без сил. Оба отказались от ужина. Составили винтовки в углу, выпили по кружке молока и повались спать. Семен – на печке, а Крайневу постелили на той самой лавке, где он сидел за обедом. Матрас был набит сеном, мягким и душистым. Крайнев как упал на него, так сразу и уснул.

      …Проснулся он от тишины. В его городскую квартиру, несмотря на двойные стеклопакеты, всегда доносился уличный шум. Как всякий городской житель, Крайнев привык к нему. Сейчас в доме стояла полная тишина. Свет полной луны, вливаясь в окошко, наполнял избу холодным мерцанием, делая все нереальным: стол, лавку, печь в дальнем углу, висящие на шестке у печи рушники… Крайнев не сразу понял, где это он, а вспомнив, резко сел на постели. Это был не сон. Он явственно ощущал под умявшимся матрасом твердую лавку, пахло сеном и – от стоявших в углу винтовок – оружейным маслом и сгоревшим порохом. Он спустил ноги вниз. Половицы были твердыми и холодными. Крайнев сунул ноги в сапоги, взял со стола офицерскую сумку Брагина. Помедлив, прихватил давешний карабин обозника – в этот раз магазин его был полон. Тихо скинув крюк с двери, он вышел во двор и сел на лавочку у крыльца. Карабин примостил между ног. Хотелось курить – до звона в ушах. К табаку Крайнев приобщился поздно, уже в воинской части – до этого бабушка запрещала, а ослушаться было стыдно. Сняв погоны, он решительно отказался и от курева, даже дыма табачного не переносил, но сейчас тянуло так, что сил не было! Крайнев заерзал на лавочке и вдруг услышал тихие шаги в сенях. Скрипнула дверь, и во двор вышел Семен. Он был в одной рубахе и бос.

      – Что вспоролся? – спросил, присаживаясь рядом.

      – Не спится.

      – Мне тоже, – вздохнул Семен. – Всем вчера хватило… Человека убить – не кабанчика зарезать, да и кабанчика по первости муторно. Дочка трусится… Говорил ей: «Не ходи!» Нет… «Именины у тетки, как не поздравить?!» Вот и поздравила… С другой стороны, родни у нее – только я да тетка…

      – Почему? – спросил Крайнев. Спрашивать было не деликатно, но он чувствовал – можно.

      – Была у меня семья, – заговорил Семен, доставая кисет и сворачивая цигарку. – Жена, детей четверо… Жена на десять лет моложе. Я пока воевал, а потом в плену горбатился, сверстники поженились, детей завели. Вернулся старый уже, под тридцать – девки только смеются, хоть вдову какую ищи. А тут Дуня… Шестнадцать лет, одна дочка у родителей, не хотели за меня отдавать – только крик стоял! Потому в Долгий Мох переехали, не дали бы там жить…

      Крайнев так жадно глядел на цигарку в руках Семена, что тот почувствовал его взгляд и молча отдал. Себе свернул другую. Чиркнул спичкой. Крайнев блаженно затянулся ароматной махрой и с наслаждением выдохнул дым.

      – Вот… – продолжил Семен, в свою очередь выпуская дым. – Все было ладно, а тут менингит… Настя в Городе жила, школу заканчивала, поэтому не заразилась, а Дуня за детьми ходила… Она и трое детей, один за другим… В деревне тогда много народу умерло, но ни у кого столько, как у меня…

      Крайнев скосил глаз и увидел на небритой