Земля пела свои песни. Анастасия Александровна Бауэр

я! Не спать! Не спать, говорю! Нельзя спать! – она попыталась разбудить его, слегка касаясь симпатичного рельефного плеча пальцами, думая будь она сильнее – смогла бы его приподнять.

      Медленно нерешительно и неохотно Хромцов повалился на спину под деревом на его выступающем корне, приготовившись к взрыву боли, которая, как ему хорошо было известно, возвращается вместе с сознанием. И боль пришла.

      Птицы чирикали, сверчки по-прежнему тикали в канавках, листва слабо шелестела; вечер близился, но еще очень долго, был и шум. Был шум в затылке, был.

      – Реагирует – лучшего ожидать нельзя. Так, я за вами вернулась, но предупреждаю – я с принципами.

      – Я тоже, – оправившись от первоначального изумления, неумолимо прошептал он пересохшими губами. Еще хотел сказать, что эта ошибается насчет него, насчет его грязной одежды и отсыпания под кустами, но нет. Ему не хватало сил все это выразить, слабее обычного мысли почему-то постоянно убегали от него как окурок по ручью. Несобранный, не сосредоточенный, да и губы слишком пересохли. Сейчас он был в таком шоке, что просто выбросил претензию о субординации с ним из головы.

      – Брюки слишком в пыли. Пиджак порванный, вот где у вас ранка. Мама! Да у вас же в руке дырка! Ой, мамочки, это как в дурном кино!

      Он кивнул, не зная, что сказать. Потер шею, медленно протер лоб рукой. Говорить ему было слишком жарко, говорить было лень, как и было лень разгадывать эту и ее хитрости. Затем он слегка сжал кулаки. Ценивший чужую заботу, но толком не понимавший, что воистину за такой заботой скрывается, Хромцов нахмурился. Да так что и с закрытыми глазами смог ощутить, что на эту вдобавок к печали опять нахлынула паника. Не важно. Что она сжалась в комочек, наверное, представляя их встречу минуту назад, она думала, что он поблагодарит ее или хотя бы поздоровается. Он не симпатизировал с первого взгляда ничему в своей жизни. В этом не было анализа, симпатия для него всегда виделась наживаемым чувством. И вместо мук сметания за свою грязную одежду, перед его мысленным образом предстала пуля, которая в него летит. Затем лицо человека, который чуть его не угробил, наняв убийцу.

      – Жуткий тип. Знаете, а я когда вас в кустах заметила, так сильно испугалась. В общем закричала смешно, а ситуация все равно страшная.

      По доносившемуся с трассы шуму Хромцов рассудил, что движение еще сильное, лениво думал куда подевался телефон и тут вдруг сообразил, что его кто-то держит за левую руку. Повернув голову, он приоткрыл один глаз и на мгновение подумал, что бредит. Над ним склонялась эта, окруженная ослепительно яркой аркой солнечного света, льющегося через откинутую позади нее ветку дерева. Она улыбалась ему с такой грустью в прекрасных глазах, что он содрогнулся. Откуда издалека прозвучал ее резвый голос:

      – Ирке расскажу! Нет, не буду. Нет, расскажу. Клянусь, не буду! И никто никогда не узнает, что я в поле увидела.

      Хромцов высвободил свой драный, но отуженный рукав из ее ладони. Он так славно ей улыбнулся – одними