Крах Обоятелей. Стемарс

абсурдный характер, развод стал неизбежен. Прекрасно зная мать, ту тщательность, и даже мелочность, с которой она устраивала свои дела, Андрей понимал, разъезд будет долгим и тяжелым. И главной причиной промедления родителей, конечно, будет он. И в этом было много правды. Признавая разумом право каждого из них на новые отношения, сердцем он все это отвергал, и не желая занять чью либо сторону, молча ждал.

      Первым решился отец… Долго ходил перед дверью его комнаты, пока, наконец, не постучал, и робко войдя в комнату, не поднимая на него глаз, сел на стул.

      – Не знаю, с чего и начать? – застучал он пальцами по коленям. – Так получилось, что я встретил женщину, которую полюбил. В общем, я ухожу к ней. У мамы тоже будет новая семья. Мы договорились дождаться твоего совершеннолетия, но ее будущего мужа назначили послом в Швецию. Им необходимо оформить отношения. Я понимаю, насколько трудно все это осмыслить, но ты уже достаточно взрослый парень и должен все это принять. Ты должен…., – не закончив фразу, отец встал и нервно заходил по комнате. За дверью послышался шорох и Андрей понял, что мать слушает их.

      – Квартиру мы решили оставить тебе, а так же часть сбережений, из которых, ежемесячно, будет отчисляться определенная сумма на твое содержание. Мама должна сопровождать этого человека, иначе его не выпустят, а я… Ты же знаешь, я постоянно мотаюсь между Москвой и Новосибирском, поэтому будет лучше, если ты окончишь школу у дедушки, в Саратове. Это все….

      В ту же секунду Андрей услышал, как всхлипнула за дверью мать, но это уже мало что значило. За него всё, и окончатель-но решили.

      Он ждал этого объяснения и потому был к нему готов. И все же, внутри что-то оборвалось. Почувствовав приступ бесконечного одиночества, и жалость к себе, он понял, что его детство, безоблачное, беззаботное детство, осталось в прошлом. Что он отныне предоставлен самому себе, и надо приспосабливаться к новым и не простым реалиям.

      Андрей промолчал, но для себя решил, что не будет мотать сопли на кулак. На следующий день, собрав из вещей лишь самое необходимое, никого не предупредив, он вызвал такси и уехал на Павелецкий. Потолкавшись в очереди, взял билет до Саратова и устроился у окна СВ*.

      Длинная лента вагонов с ленцой глотала пассажиров в свою прожорливую утробу, и когда скрипнув колесами и лязгая сцепками, состав медленно заскользил в объятия туманом растекающегося вечера, он зашторил окно и забился в угол пустого купе.

      Его бегство не было ребячеством. Просто, он не хотел жутких сцен расставания, прекрасно понимая, что отныне любые попытки ухватиться за прошлое, принесут лишь разочарование и боль.

      Ну, что за странная штуковина семья? – под стук колес ду-мал он. – И почему, даже родители так эгоистичны? Крушат не размышляя, отставляя за собой развалины. А как же он? Кто дал им право, вот так запросто, жертвовать им? Он задыхался от обиды, и эта мысль казалась ему настолько невыносимой, что он чуть не расплакался.

      Но что, собственно, случилось? Распалось родительское