Лучше чем когда-либо. Езра Бускис

жизни.

      Она внимательно на меня посмотрела:

      – Я выберу самое красивое платье твоей мамы и надену его для тебя…

      Я улыбнулся.

      – И дай мне руку, а то ты опять исчезнешь, и я потеряю тебя навсегда…

      Но имя… Как же ее звали?..

      Устал!

      Серьезно! Устал думать, устал писать… И Хана еще…

      Каждый раз она выдает перлы.

      Вчера она выдала в очередной раз:

      – Если ты не знаешь, как это описать, значит, ты не писатель.

      Вот так! Не писатель – и все!

      Я вспоминаю…

      Она выходит из комнаты… На ней темно-зеленое бархатное платье с красной брошью в виде цветка. Я поражен… Я никогда не видел на маме это платье.

      – Где ты его нашла? – изумленно спрашиваю я.

      – Где, где… В шкафу.

      Она осматривает себя в зеркале, и по-моему, ей нравится.

      Платье на ней короткое и широкое в талии, но, что удивительно, выглядит она в нем великолепно. Есть девушки, которые украшают мир, что бы они ни надели. Даже такое зеленое безобразие.

      – Ну, скажи, ведь мне идет зеленый цвет? Правда? – склонив голову набок, спрашивает она. – Мне очень хочется тебе сегодня понравиться…

      Левой рукой она держит подол платья, пока правая за спи ной. Затем она медленно достает правую руку, и, как у волшебника, в ней оказывается черная мужская шляпа. Она кокетливо надевает ее на свою рыжую голову. Берет гитару, садится на журнальный столик, кладет ногу на ногу и смотрит на меня.

      – Спою тебе песенку, – решает она.

      – Так ты еще и поешь? – изумленно спрашиваю я.

      Она не удостаивает меня ответом. Пробует пару аккордов на гитаре.

      – Какую? – улыбаясь, спрашиваю я.

      – Тум Балалайка.

      – Ты не знаешь идиш.

      – Знаю! Слушай и наслаждайся…

      – Тум Бала, Тум Бала, Тум Балалайка, Тум Бала, Тум Бала, Тум Бала…

      И слушая ее, я, как всегда не вовремя, подумал, что литература, живопись, музыка, искусство вообще сводятся к нескольким жизненным понятиям, о которых мы вольно или невольно постоянно думаем: это любовь, жизнь, смерть и… боль, сопутствующая всему этому. Всего четыре понятия! Вот из чего и состоит наша жизнь. И что интересно… Что такое любовь и смерть, мы знаем, как нам кажется. А вот жизнь… Что такое жизнь? Или в чем ее смысл? Или зачем мы живем? Я не думаю, что мы знаем…

      – Тум Балалайка, Шпил Балалайка, Тум Балалайка, Тум Бала…

      И еще… Нам нравится то или иное произведение, если оно близко нам по переживаниям. Мы смотрим, слушаем, читаем, и мы плачем, смеемся, завидуем, хотим быть там, с ним или с ней… или умираем вместе с ними… И думаем, может быть, вот в чем смысл всего этого… вот в чем смысл жизни… Или нет?.. И опять сомневаемся, если оно не объясняет нам, что такое жизнь А боль… Боль – это другое… Боль не надо объяснять, она всегда с нами…

      «Всю жизнь моей навязчивой идеей была боль, которую я писал бессчетно», – говорил Сальвадор Дали.

      Слушаю, как она увлеченно поет…

      А ведь все очень просто!