Кто здесь?. Алекс Норк

руками с причудливым графинчиком в одной и рюмкой в другой, – поверьте, мадам, все эти сложные салаты, грибы, фаршированные крабами, крабы, фаршированные грибами – основная причина самоубийств и разводов. – Он, приглашая Торнвила, поднял вверх рюмку и еще через полминуты, закусывая сельдью, продолжил: – Да, потому что естественная пища рождает естественные мысли, а неестественная, ну, сами понимаете какие.

      – Мне нравится ваша логика, – заключила Николь. – Тогда я тоже попробую сельдь и буду есть суп. А отчего появляются, в таком случае, сверхъестественные мысли? Нужно же, значит, к гусю еще что-нибудь добавить?

      – Обстоятельства, мадам, обстоятельства. Их мы тоже туда добавим, немного позже.

      Через несколько минут им принесли большие слегка дымящиеся тарелки. С тонким и очень приятным запахом.

      – Его нужно есть горячим, друзья. – Блюм взял в руки графинчик. – Стенли?

      Теперь ее ресницы повели себя по-другому. Он улыбнулся и отказался.

      – Действительно, очень вкусно, – попробовав, с удивлением произнесла Николь. – И не нужно добавлять никаких обстоятельств.

      Блюм замотал головой:

      – Это все Стенли! Ему нужна еще и коллективная душа.

      – О, дорогой! Моей тебе, значит, мало. А что ты собираешься делать с этой, коллективной, позволь узнать?

      – Он собирается объяснить с ее помощью загадочные явления в этом мире, мадам. Только у него не выйдет.

      – Почему не выйдет? – поинтересовался Торнвил.

      – Потому что все это придумал Карл Юнг, – прихлебывая суп, ответил тот. – Придумал, и не разобрался до конца. Вкусно, мадам, ведь верно?

      – Очень. А в чем же не разобрался великий психолог?

      – Он заявлял, что коллективная душа есть у всех народов. Как некий остаток их исторической памяти.

      – А его, в самом деле, нет?

      – Есть. В большей или меньшей степени. В значительной, например, у германцев или японцев. Да, все японские экономические чудеса, между прочим, из этого выросли. Но только посмотрим, что с ними будет через пятьдесят лет.

      – Они потеряют коллективную душу?

      – Нет, мадам, не потеряют. Они изменят к ней свое отношение.

      – Поясните, – попросил Торнвил.

      – М-мм, с удовольствием… Этот общий для нации исторический осадок влияет на нее ровно настолько, насколько интуитивно ценится. Понимаете? Ценится – значит, постоянно всплывает из глубины, формирует у людей правила и установки, высокое значение единого взгляда. Не ценится – лежит преспокойно на дне, как неинтересный эпизод у человека в памяти. Можно всю жизнь прожить и о нем не вспомнить.

      – А почему это качество непременно должно быть потеряно?

      – Потому что людям кажется, что у них появились другие средства выживания. Коллективная душа движет народами, когда у них нет прочих средств борьбы за себя самих. Проще говоря, когда нет индивидуального руководства к действию, а главное – к сохранению жизни. И вот тогда ценность коллективного перерастает ценность индивидуального, и порой настолько, что люди с радостью готовы себя этому пожертвовать.