Льется с кленов листьев медь. Алекс Норк

а выполнено почти что никем. Хотя вот вам удалось.

      Жорж вдруг задумывается…

      Ваня. А ведь на завтрак уже пора. Отправляйтесь, господа.

      Жорж. (На лице снова улыбка). На завтрак? И очень кстати! Ужин, помнится, вчерашний нехитрым был, но для пищеваренья здоровым. (Берет коллегу за плечи). Идемте, мой друг.

      Комната перед палатой.

      Входят из коридора, уходящего в глубину сцены, Ваня и человек лет сорока пяти – высокого роста, худощавый.

      Ваня, показывая на дверь в палату: Там ваша диван-кровать, тумбочка, а здесь и холодная вода, и кипяток – если чая попить, в шкафчике чай – черный, зеленый, сахар… Я до утра понедельника тут на дежурстве, обращайтесь по любому поводу. Зовут меня Иван. А к вам как обращаться?

      Человек. Да как угодно. … Меня по-разному называли. А собственного имени, сколько себя помню, и не было.

      Ваня. А в детстве?

      Человек. (Вздрагивает и смотрит несколько секунд удивленно). Как интересно ты спросил.

      Ваня. Что же особенного?

      Человек. (Оживленно, всё с тем же легким удивлением; глядит в сторону уже не на Ивана). Мне почему-то в голову не приходила тема эта – про детство. (Пауза. И с недобрым теперь выражением). Нет, придумать же надо, чтобы вообще не было детства!

      Ваня. Я, извините, вас недопонял – тяжелые очень годы? Или вы их совсем не помните?

      Человек. Да что же помнить, если вовсе их не было. (Хлопает в ладоши). Ну, гениально! Нет детства – нет человека, ха!

      Ваня. (Обеспокоенно). Не волнуйтесь, пожалуйста. У нас отличный зав. отделением. Всё вспомните – и детство, и имя.

      Человек. (Уже спокойно и равнодушно). Ах имя… имя… Зови меня, Ваня, «князь». Если тебе это не претит, разумеется.

      Ваня. (Улыбается). Не претит совсем.

      Человек. Ну и славно.

      Ваня. А сейчас завтрак, как раз. Сходите-покушайте.

      Человек. Спасибо, есть не хочу. А чая бы выпил.

      Ваня. Отлично, и я с вами попью.

      Быстро достает чашки из шкафа, спрашивает за спину:

      – Вам черный или зеленый?

      Человек. По утреннему времени лучше черный.

      Ваня проворно кладет на стол сахарницу, пакетики в чашки, заливает в них кипяток.

      – Прошу.

      Где-то в глубине пробуют гитару и голос, раздается пение приятным высоким баритоном:

      Поговори хоть ты со мной,

      Подруга семиструнная.

      Душа полна такой тоской,

      А ночь такая лунная.

      Человек. Это кто?

      Ваня. Цыган. То есть по жизни он бухгалтер. Вы потом в столовой увидите – толстый такой в очках.

      Вот там звезда одна горит

      Так ярко и мучительно.

      Лучами сердце шевелит,

      Дразня его язвительно.

      Убыстряя:

      Чего от сердца нужно ей,

      Ведь знает без того она,

      Что к ней тоскою долгих лет

      Вся жизнь моя прикована.

      Ваня. Говорит, сбежал из табора, не поладил с их цыганским бароном – вор,