Восемь лучших произведений в одной книге. Аркадий Гайдар

никогда не видала с железной. Дай я в щелочку посмотрю тихо-онечко… я на цыпочках.

      – Я вот тебе посмотрю! Сиди смирно!

      Осторожно пробравшись в комнату, я достал платок и вернулся обратно.

      – А коляску?

      – Ну, выдумала еще, зачем с коляской тащиться? Там тебя дядя Егор на настоящей телеге покатает.

      Тропка в Ивановское проходила по берегу Теши. Сестренка бежала впереди, поминутно останавливаясь, то затем, чтобы поднять хворостину, то посмотреть на гусей, барахтавшихся в воде, то еще зачем-нибудь. Я шел потихоньку позади. Утренняя свежесть, желто-зеленая ширь осенних полей, монотонное позвякивание медных колокольчиков пасущегося стада – все это успокаивающе действовало на меня.

      И теперь уже та назойливая мысль, которая так мучила меня ночью, прочно утвердилась в моей голове, и я уже не силился отделаться от нее.

      Я вспомнил комок глины, брошенный на подоконник. Конечно, это не ветер бросил. Как мог ветер вырвать из грядки такой перепутанный корнями кусок? Это бросил отец, чтобы привлечь мое внимание. Это он в дождь и бурю прятался в саду, выжидая, пока уйдет от меня Федька. Он не хочет, чтобы сестренка видела его, потому что она маленькая и может проболтаться о его приезде. Солдаты, которые приезжают в отпуск, не прячутся и не скрываются ни от кого…

      Сомнений больше не было – мой отец дезертир.

      На обратном пути я неожиданно в упор столкнулся с училищным инспектором.

      – Гориков, – сказал он строго, – это еще что такое?.. Почему вы во время уроков не в школе?

      – Я болен, – ответил я машинально, не соображая всей нелепости своего ответа.

      – Болен? – переспросил инспектор. – Что вы городите чушь! Больные лежат дома, а не шатаются по улицам.

      – Я болен, – упрямо повторил я, – и у меня температура…

      – У каждого человека температура, – ответил он сердито. – Не выдумывайте ерунды и марш со мной в школу…

      «Вот тебе и на! – думал я, шагая вслед за ним. – И зачем я соврал ему, что болен? Разве я не мог, не называя настоящей причины своего отсутствия в школе, придумать какое-нибудь другое, более правдоподобное объяснение?» Старичок, училищный доктор, приложил ладонь к моему лбу и, даже не измерив температуры, поставил вслух диагноз:

      – Болен острым приступом лени. Вместо лекарства советую четверку за поведение и после уроков на два часа без обеда.

      Инспектор с видом ученого аптекаря одобрил этот рецепт и, позвав сторожа Семена, приказал ему отвести меня в класс.

      Несчастья одно за другим приходили ко мне в этот день.

      Едва только я вошел, как немка Эльза Францисковна окончила спрашивать Торопыгина и, недовольная моим появлением среди урока, сказала:

      – Гориков! Коммэн зи хэр! Спрягайте мне глагол «иметь». Их хабэ, – начала она.

      – Ду хает, – подсказал мне Чижиков.

      – Эр хат, – вспомнил я сам. – Вир… – Тут я опять запнулся. Ну, положительно мне сегодня было не до немецких глаголов.

      – Хастус, – нарочно подсказал мне кто-то с задней парты.

      – Хастус, – машинально повторил я.

      – Что