Монастырская братва. Алексей Макеев

через трубочку…

      «Так то над людьми, ты-то здесь при чем…» Илья рассматривал покрытую облезлыми бумажными обоями стену и все порывался швырнуть деньги на пол и убраться на свою территорию, заняться ногой, а заодно продумать маршрут для предстоящей прогулки – надо проверить себя, пройтись, как стемнеет, по окрестностям. Во-первых, еды нормальной купить, а во-вторых, наведаться в одно место, тут недалеко, сразу за домом. И бегом – если получится бегом – обратно, и думать, как дальше быть. Оставаться здесь нельзя, возвращаться в Москву бессмысленно – все, кто может ему помочь, находятся в этом городе, первая попытка не удалась, но есть еще одна. И пришла в голову уже ночью еще одна здравая мысль, даже не мысль – воспоминание, стертое, как до этого казалось, а на самом деле просто ждавшее своего часа, оттесненное событиями последних месяцев на задний план. И мысль эту предстояло хорошенько обдумать, покрутить ее так и этак, а потом непременно проверить, да только не с больной ногой.

      На пол что-то шлепнулось, загремело костями, Илья повернул голову – из шкафа на карачках выползал Колобок, щурился в полумраке прихожей и таращился на Илью безумными глазами. Бледный, аж жуть берет, зрачки огромные, темные, белки сплошь в красной сетке лопнувших сосудов, губы трясутся, зубы лязгают, рожа мокрая от пота. Хорош, глаз не отвести – сутки, поди, не спал или двое, у «солевых» так бывает, и не жрут, не пьют, пока не свалятся от истощения, и с космосом постоянно связь держат, ментальную, разумеется. Колобок уже на грани – отощал так, что египетская мумия по сравнению с ним упитанной курочкой покажется, ноги подгибаются, пытается сказать что-то, но получается хреново, каша, а не слова. Дуґрка по нему плачет, а не снайпер, давеча замеченный, и не инопланетяне.

      – Видел, видел? – твердил Колобок и затравленно озирался то на чрево шкафа за спиной, то на кухонную дверь. И вздрогнул, как укушенная оводом лошадь, услышав грохот в подъезде.

      – Ничего я не видел. – Илья пихнул деньги в мокрую от пота ладонь Колобка. – Ляг, поспи, полегчает.

      И потопал к себе, «гулять» и ждать, когда очередной день закончится и наступит ночь – душная, теплая и сырая, как и все предыдущие ночи в этом тропически-влажном июле.

      И она не подвела, выдалась на славу – безлунная, тихая и безмятежная, что ли. Впервые за почти две недели за стеной было тихо. Колобок, верный себе, никому дверь не открыл, даже не подходил к ней, хоть друзья и настаивали: долбились, что твои дятлы, орали незатейливые ругательства, пока не утомились. А утомившись, расползлись кто куда. Колобок наглухо заперся в своей комнате и носу оттуда не показывал. Илья ждал почти до полуночи, сидел в темноте, как филин, прислушивался к звукам из подъезда и с улицы. Обычные пьяные вопли с детской площадки, музыка из припаркованной у подъезда машины, грохот поездов и электричек с «железки» – все как обычно, все как всегда, можно идти. И он решился – перебинтовал лодыжку поплотнее, обулся и вышел в коридор. Тихо так, что жуть берет, в квартире темно и мрачно, как